Где сходятся крайности
«С конца 1965 г. до начала 1970-х гг. участники демонстраций выходили с плакатами, на которых Линдон Джонсон был изображен рядом с Гитлером, – люди приравнивали мнимое варварство американской культуры к варварству военных преступников… Любая дикая идея шла в ход, если вписывалась в прокрустово ложе антиамериканизма… Слоган USA-SA-SS встречался на каждом углу… Зачастую критически настроенные западные немцы изъяснялись как жертвы восточной пропаганды».
Бернд Грайнер. Сайгон, Нюрнберг и Запад: образ Америки в Германии конца 1960-х гг.
[35] Именно в такой культурной среде появилась банда Баадера – Майнхоф, она же Фракция Красной Армии, или РАФ, террористическая группировка, которая при тайной поддержке Штази держала в страхе Западную Германию в 1970-х гг. Это помогает понять, почему один из ее лидеров, Хорст Малер, позднее стал видным неонацистом.
«Студентки Ульрика Майнхоф и Гудрун Энслин сформировали свои взгляды под влиянием радикального протестантизма. Харизматичный грубоватый Андреас Баадер и неприкаянный Ян-Карл Распе были не столь интеллектуальны и более импульсивны. Все они происходили из среднего класса. Они негодовали из-за “империалистической” войны США во Вьетнаме и ненавидели “репрессивное” западногерманское государство, но так и не сумели выработать сколько-нибудь последовательную политическую идеологию».
New York Times, 3 января 1988 г.
Группировка была создана 2 июня 1967 г., когда полицейский (как выяснилось позднее, тайный агент Штази) застрелил безоружного демонстранта, который протестовал против визита иранского шаха. После этого на собрании студентов Гудрун Энслин провозгласила: «Это фашистское государство хочет убить нас всех! На насилие надо отвечать насилием. Это новый Освенцим, спорить с ними бесполезно!»
Германия была не единственным местом, где туманный идеализм 1960-х стремительно трансформировался в призывы к насилию. Но Фракция Красной Армии отличалась от других подобных группировок невероятной жестокостью и успела натворить бед. Пик ее активности пришелся на «Немецкую осень» 1977 г.: тогда террористам удалось убить несколько известных личностей, в том числе крупного промышленника Ганса-Мартина Шлейера и главу Дрезденского банка Юргена Понто. Каждый четвертый житель Западной Германии моложе тридцати симпатизировал этой группе убийц, возомнивших себя спасителями человечества, при этом единственная внятно заявленная цель экстремистов состояла в том, чтобы освободить своих товарищей из тюрьмы.
Почему так много людей в глубине души сопереживали членам РАФ? Разумеется, важную роль здесь играл антиамериканизм. Но, возможно, причины коренились и в прошлом:
«Майнхоф пыталась изложить миссию РАФ… Они были не настолько безрассудны, чтобы надеяться на революцию в Германии, и не рассчитывали остаться в живых или избежать тюрьмы. Идея состояла в том, чтобы “не утратить понимания, которое пришло в 1967–1968 гг., и не дать борьбе заглохнуть”… Эти слова были отзвуком давнего прошлого… традиции биться насмерть, до конца, чтобы оставить послание грядущим поколениям».
Нил Ашерсон. Террористическая кампания любви и ненависти (A terror campaign of love and hate).
The Guardian, 28 сентября 2008 г.
Ашерсон, лично знакомый с Майнхоф, безусловно, прав. При таком видении мира не важно, делаем ли мы добро здесь и сейчас. Важен лишь пример, который мы подаем неведомому будущему, сохраняя верность своим убеждениям несмотря ни на что. Если задуматься, идея довольно странная, но трудно не заметить, что она напрямую связана с учением Лютера, который считал, что не добрые дела позволяют нам обрести спасение, а только вера (sola fide).
Германия как поле битвы
К счастью, в этот период нигилизма в немецкой политике доминировал не герой, который думает лишь о том, как оправдаться перед будущим, а классический левоцентрист Гельмут Шмидт, мастер закулисных сделок и заядлый курильщик.
Под руководством Шмидта Германия успешно справилась с левым экстремизмом, практически не ущемляя личных прав и свобод. Развивая систему кредитования, он помог Германии и ее европейским партнерам пережить кризис 1973 г., который начался после введения нефтяного эмбарго. Демократия в стране окрепла, а промышленность и квалифицированные кадры были спасены.
Благоприятный для Шмидта период закончился, когда он принялся активно укреплять связи с Вашингтоном, – это вызвало недовольство социал-демократов, партии, к которой принадлежал он сам. Трения между Востоком и Западом обострились: в 1977 г. Шмидт предупредил НАТО, что наращивание ракетного потенциала Советского Союза – речь шла о ракетах среднего радиуса действия – нарушает баланс сил на мировой арене, а значит, повышает вероятность самого страшного сценария. Он считал, что США наряду с ведением переговоров должны предпринять ответные меры.
Однако идея интеграции с Западом, за которую выступал Аденауэр, всегда вызывала прохладное отношение среди социал-демократов. Несмотря на вторжение русских в Венгрию (1956) и Чехословакию (1968), некоторые члены СДПГ по-прежнему считали, что, скорее всего, войну начнут США. Когда в 1979 г. американцы согласились разместить в Западной Германии ракеты «Першинг», это вызвало массовый взрыв негодования. В результате на свет появилась партия зеленых, но трудно поверить, что ее породил исключительно страх перед гибелью мира по вине США. Пожалуй, был прав Аденауэр, который переживал, что немцам не слишком импонирует идея интеграции с Западом. Как недавно заявила Марилуиза Бек, одна из основателей партии зеленых: «В то время я не понимала, что кампания против “Першингов” была пацифистской лишь отчасти, а в остальном представляла собой весьма противоречивые выступления против США и НАТО».
В 1982 г. отношения Шмидта с собственной партией обострились до такой степени, что, когда ему понадобилось сократить бюджетные расходы, социал-демократы отказались его поддержать. Шмидт покинул пост канцлера, и ему на смену пришел Гельмут Коль, который представлял Христианско-демократический союз Германии и придерживался того же курса, что и Аденауэр. При Коле в ФРГ разместили американские ракеты. Это не привело к гибели мира, но позволило провести серьезные переговоры, благодаря которым в 1987 г. были ликвидированы все американские и российские ракеты средней и малой дальности.
Но к тому времени все изменилось: к власти в СССР пришел Михаил Горбачев, а сама империя находилась на грани развала.
Ост-Эльбия возвращается
В 1989 г. глава ГДР Эрих Хонеккер заявил, что «Берлинская стена простоит еще пятьдесят, а может, и сто лет». 7 октября 1989 г. режим планировал отпраздновать 40 лет своего существования, и в целом все шло своим чередом: Китай славил социализм, который отстоял себя на площади Тяньаньмэнь, немцы по-прежнему пытались бежать из Восточной Германии, а Штази продолжала тренировать отродье, подобное группировке Баадера – Майнхоф, чтобы совершать убийства на западе.
