Я оскалился, показывая, что еще чуть-чуть — и Степа перейдет черту, но тот ощетинился, светлые волосенки на загривке встали дыбом, а потом он меня укусил за руку до крови.
Глава 4 (2) . Ониксим
— Ах ты, щенок непослушный! — прорычал я и выдернул руку, зло уставившись на приемного сына, и хотел договорить, но дверь в комнату распахнулась, а на пороге замерла полуголая Яра, а в ногах у нее встал Джой.
— Что случилось? — хрипловатым ото сна голосом спросила она у меня, и я бы и рад ответить, но взгляд так и приклеился к желтым трусикам, которые кокетливо открывали линию стройных бедер, еле-еле прикрытые моей же футболкой, которую я отдал Яре для сна еще в первый день, но несмотря на то, что мой помощник забрал ее вещи у Выстроцких. И глядя на эту эро-фантазию, я сглотнул и открыл рот, чтобы ответить, но мелкий меня опередил:
— Яра, Ярочка! — слезливо проныл десятилетний актер. — Помоги! Я Ониксиму руку прокусил... нечаянно. Испугался.
Ярослава молча схватила меня за руку, угадав с первого раза какая, и нежно огладила пальцами, ища рану, а когда нашла, также молча повела в ванную. Степа уже не «плакал», довольно улыбаясь, а напоследок показал язык и ускакал к себе в комнату, забирая с собой Джоя.
Я же шел за Ярославой, как на эшафот, не в силах отвести взгляд от милого рисунка на трусиках и от слишком (слишком!) аппетитной задницы, по которой я так и хотел провести языком.
Пары вервольфа и человека не осуждались, хоть и не всегда приносили потомство, но Зверь должен быть спокоен, остальное значения не имело. А кто еще может подарить такой покой и счастье, как ни любимая Пара ?! Но, идя послушно следом, я сомневался, что Яра когда-либо подарит мне эту пресловутую гармонию, она будила в моем Звере такие мысли и такие желания, что я отчетливо понимал — человек Ярослава никогда не согласится быть Парой моего Зверя. Но какая ведь злобная Судьба у вервольфов?! Заставит полюбить ту, кто ничего к тебе не чувствует.
«Зато ты за двоих стараешься. Вон уже колом стоит», — огрызнулся я про себя и попытался успокоиться: не хватало еще, чтобы Яра заметила.
В ванной я постарался прижаться к большой раковине, усадив на край ванны Ярославу, но та сразу потребовала дать ей руку, как только услышала, как я выключил воду. Тонкие длинные пальцы нежно прошлись по запястью, обвили его легонько, подушечки пальцев ощупали рану. Сердце у меня бухало уже в горле, пытаясь выпрыгнуть наружу, прямо в эти нежные пальцы. Клыки стали удлиняться, вытягивая за собой остатки здравомыслия.
— Достаньте, пожалуйста, хранитель и бинт. Я сейчас обработаю...
Ярослава не договорила, будто почувствовав повисшее удушливым ароматом напряжение. Она замерла, но мое чутье уже кричало, что Яра возбуждается: частое дыхание, приоткрытые губы, пульс, что так лихорадочно бьется в жилке на шее под тонкой кожей. И настолько нежной, что ее нестерпимо хотелось попробовать на вкус.
Я очнулся от чужого судорожного вдоха. Яра была сдавлена в моих объятиях, а губы мягко касались нежной кожи за ухом. Она не вырывалась, но теперь к запаху возбуждения отчетливо примешался страх. Зверь внутри заворочался, напружинился и прыгнул, не в силах устоять перед такой желанной капитуляцией Пары. Как же это невероятно сладко ощущать! Теплый, пряный аромат желания и острый, мятный аромат страха.
Я тихо зарычал и прижал Яру сильнее, уже грубее целуя ее в шею, облизывая ключицу, покусывая сладкие губы, а потом напористо проникая внутрь языком.
Ярослава постанывала, вцепившись мертвой хваткой в предплечья. Мне на краю сознания показалось, что она отталкивала меня, но ведь такого быть не могло! Пара сама признала во мне сильнейшего и лучшего, ведь желать могут только такого волка. Я стащил Яру на пол, оседлав ее сверху, и принялся вылизывать все, что попадалось в поле зрения: торчащие бусинки сосков, родинки, пупок.
Преграду в виде трусиков я преодолел быстро и сразу же стал тереться щекой о низ живота, пытаясь как можно больше впитать в себя этот дурманящий аромат. Ярослава тяжело дышала и мелко дрожала, но не шевелилась, а я только и радовался, вылизывая все, что хотел.
Вскоре ему захотелось большего, и он прошелся языком по нежным складкам, смакуя такой сладкий вкус Пары. Зверь внутри ликовал от счастья, желая вывернуться наизнанку, но доставить удовольствие, и я старался, вытягивал душу из Ярославы. Она тихо стонала, выгибаясь, а вскоре и кончила, как-то обмякнув.
— Ярушка, моя хорошая, — начал шептать я, но осекся, увидев, что Ярослава потеряла сознание, а нижняя губа кровит. И в одну секунду меня выкинуло в лютую зимнюю стужу, Зверь завыл от боли, пелена бесконтрольного желания спала. Сразу вспомнились и руки Яры, которые отталкивали, и тихие всхлипы, когда я оседлал ее, придавив своим немалым весом, и напряженная поза, когда я вылизывал ее.
Я же, кусок собачьего дерьма, просто накинулся на нее! Ничего даже не сказал, не прошептал на ухо о том, как она бесценна для меня, а просто диким волком принялся метить любимое тело.
В горле пересохло, и я попытался сглотнуть вязкую слюну, в которой еще ощущался терпкий привкус Яры.
Стало только хуже.
Я бережно поднял ее, отнес в спальню, одел в новое белье и укрыл, как укрывал Степку, и тихо вышел за дверь.
Глава 4 (3). Ониксим
«Бежать», — крутилась единственная мысль в моей голове. Бежать в лес. Кинуться в овраг и сломать себе шею, раз держит такую дурную голову. Глаза мерцали желтым в темноте дома, Зверь выл и просился в лес, чтобы зализать раны на сердце, успокоиться немного, но я все не мог отойти от двери в комнату. уже спящей Ярославы. В итоге вернулся обратно, да так и сел на пол у ее кровати.
Утром меня подбросило. Я в испуге открыл глаза и понял, что сижу на полу, укрытый пледом. Ярослава уже не спала, а сидела тихо в кровати и слушала что-то в наушниках. Она почувствовала движение рядом и вынула капли из ушей, прислушиваясь к звукам в комнате.
— Ониксим, — позвала она меня по имени. Голос у нее был спокойный и мягкий, отчего ночная выходка придавила внутри каменной глыбой. Весь кислород, сука, выдавила, и я судорожно вдохнул.
— Не уходи, пожалуйста. Догнать я тебя не смогу. — Ярослава улыбнулась и протянула руку.
Я сглотнул и замер — меня не выгоняли, не игнорировали зло, не обвиняли. Со мной хотели поговорить.
— Не уйду, — пробасил я и сел на кровать, хватаясь за протянутую руку, словно утопающий. Хотелось вдруг зарычать и сказать «никогда», но я себя одернул — эти волчьи замашки и так пугают, а уж такие заверения точно окажут противоположный эффект на обычного человека. Ярослава сидела тихо и держалась за руку, не шевелясь, не ерзая нервно, была удивительно спокойна.
Я смотрел на нее во все глаза и боялся вздохнуть, чтобы рукой нечаянно не шевельнуть, мало ли, Яра решит, что мне неудобно, и отпустит мою руку, а я уже не смогу попросить взять меня снова за пальцы, чтобы не докучать, не навязываться. Не объяснишь же в двух словах, что ради Пары я кожу заживо буду сдирать, если нужно будет. Это ведь не любовь, это связь духовная. Навсегда.
