— Ох уж наслал господь лихо. Ну да ничего, с божьей помощью, разобьем супостата.
— На бога надейся, да и сам не плошай, — покачав головой возразил Михаил.
— Ты это сейчас к чему?
— А сам посуди. Жили по соседству с нами хазары, и рубились мы с ними нещадно. Да все без толку. Сколь они хаживали грабить Русь? Выдавили их печенеги, и опять нам головная боль. На смену им пришли половцы, и снова здорова. И с каждым разом враг со степи приходит все злее и дерется лучше других. Но ведь где-то же половцы жили, и кто-то согнал их с насиженных мест. Вот они и подались в эти края. А значит, могут прийти и те, кто их прогнал. А ну как им окажется мало степей и они захотят наши города.
— Как захотят, так и расхотят, — хмыкнув возразил князь.
— Ой ли? Русичей раз в десять больше чем половцев. Да только мы чаще биты, нежели они. На каждую нашу победу приходится три поражения. А то и четыре.
— И в чем ты видишь причину?
— Так и ты ее знаешь. У кочевников всяк мужчина воин. Вот и выходит, что числом их куда как меньше, а войско они выставить могут значительно большее.
— Намекаешь на то, как устроил войско у себя?
— Как у меня, не получится. То траты великие. Да и ни к чему всю молодежь на службу призывать. Тут нужно что-то вроде ромейского фемного войска удумать.
— А как оно у тебя-то? А то слухи разные ходят.
— В Пограничном каждый муж имеет воинскую справу и худо-бедно обучен воинскому ремеслу. Да еще и каждый год на учения собираются. Отроки достигшие восемнадцати лет призываются на трехгодичную службу. По окончании этого срока возвращаются домой, унося с собой всю справу и уводя коня. Пашет землю, кует железо, но обязан быть готовым отправиться в поход. Вот и выходит, что людей в моем граде и на заставах куда меньше чем в Переяславле, а рать я могу выставить под стать воинству князя Ростислава. И в драке мои, его воям не уступят.
— И как чернь в узде держать, коли каждый из мужей будет воем?
— А вече на что? У меня это работает. Причем так, что даже если меня завтра не станет, ничего не изменится. И сын мой взойдя на стол ничего порушить не сможет.
— То как великий князь решит, — покачав головой, указал Мономах.
— Не совсем так, Владимир Всеволодович. Град наш стоит на острове, что ничьей землей не является. Заставы во владениях орды Тераккана расположены. И батюшка твой понимает всю неоднозначность такого положения. Плюс польза исходящая от Пограничного и лично от меня. Иначе он не стал бы со мной уговариваться четыре года назад.
— А ты за эти годы, стало быть заматерел, и теперь можешь дерзить? А коли прикажу тебя и твоих людей казнить немедля? — переломив подвернувшуюся под руку ветку, произнес Владимир.
— Можешь конечно. Тут и сейчас, твоя сила. Но может выслушаешь, а после уж казнить станешь?
— Говори.
— Для начала, коли убьешь меня, это ничего не изменит. Наследовать мне будет мой старший сын. А пока он мал, за градом и землями присмотрят вече, Большой и Малый советы. Да тесть мой, поможет внуку устоять. И ничего-то Киев не получит, кроме головной боли и порушенной торговли. Или решите начать большую войну против степи?
— Хорошее начало. Что дальше?
— А дальше, князь, ты смотришь на Пограничное, как на занозу. Следует же рассматривать как на опыт. Мы пробуем нечто новое, иное устройство власти, основанной на крепкой княжеской руке и воле народа. Когда всяк и каждый знает, что закон един как для крестьянина, так и для князя. Вот и поглядите на это со стороны. Вдруг что-то дельное выйдет.
— Сам же сказываешь, что по-твоему у меня не получится.
— Это в плане войска, а не управления государством.
— А с войском как быть?
— А взять нечто среднее между моим порядком службы и фемным войском. Посидеть подумать, а потом попробовать, хоть в твоем Чернигове.
Михаил расстегнул боевой пояс и бросил его перед собой. Потом стащил перевязь с мечом и присовокупил к нему. Расстегнул с боков ремешки, и стащил доспех. Расправил плечи, похрустев косточками и посмотрел на Владимира.
— Я готов.
— К чему?
— Казни меня князь, коли считаешь, что перед тобой враг.
— Дерзок ты Михаил. Но вот насколько заслужил смерти, я еще не решил. Так что, не пришел еще твой час. Облачайся.
— А зачем мне облачаться? Тенек, ветерок. Тело только-только наконец задышало. Да и обед уже готовят, скоро подадут.
— А еще ты наглец, каких мало на белом свете, — не удержался от смеха Мономах.
— Прости, князь, — вновь присаживаясь рядом, произнес Михаил. — Слышал я, что ты в Пограничном ввел эти, как их, фамилии.
— Просто решил упорядочить роды, как это в ведется в том же Царьграде. У кого-то, фамилия идет от имени основателя. Ну вот как у меня, батя мой был сын Романов. Деда крепко уважали в слободе, вот и за мной то прозвище осталось. Так я его и держусь. И дети мои Романовыми будут. Род весь как на ладони и всем понятно, кто мы такие есть, и по родителю видно чьих будешь. К примеру дети твои будут прозываться Владимировичами или Мономаховичами. А ить неверно это. Ибо все вы в первую голову Рюриковичи, потому как род свой ведете от Рюрика. А потому и поминать нужно в первую голову основателя рода, потом имя, а там и батюшку помянуть.
— Хм. Занятно, — огладив бороду, задумчиво произнес Владимир.
Глава 4. В шаге от краха
— Ну и что ты скажешь по этому поводу? — князь Владимир забросил в рот лесной орех, и хрустнул скорлупой.
Этого года урожай еще не подоспел. В стандартный походный продовольственный набор они не входят. Значит специально озаботился. Видать нравятся ему орешки.
Хм. Вообще-то, Михаил тоже не отказался бы погрызть семечки. Бывало порой, в особенности при дальних поездках, что помогало бороться с сонливость. Только нет их сейчас на Руси. Как и картошки. Ох он бы сейчас умял жаренной со свининой. Причем не с тарелки, а прямиком со сковородки. И непременно чугунной.
От одной только мысли об этом, обильно потекла слюна. Вовремя, чего уж там. Перед ними сплошная стена половецкого войска, а он размышляет о гастрономических изысках. Вот, всегда у него так. Верный признак, сильного нервного напряжения. И так будет, пока не послышится свист первой стрелы.
— Скажу, что мы их разобьем, если только ты сумеешь удержать в узде свое воинство, — ответил Михаил, Владимиру.
Сомнения Романова были вовсе не на пустом месте. Конница имела трех разных командиров, со слишком уж вольным взглядом на дисциплину и исполнение приказов. К тому же больше половины кочевники, у которых своя тактика боя, а их выставили в общую линию. Пехота так же не имеет ярко выраженного единоначалия. Да и подготовка с вооружением и снаряжением оставляют желать лучшего. Копьем орудуют как вилами. На их фоне пограничники сплошь выглядят круче вареных яиц.
