– Я не хочу быть героем!
– Никто не хочет. Быть героем – это проклятие.
– Мы просто испуганные дети перед лицом смерти.
– Никто не рождается героем. Но им можно стать, если преодолеть свой страх. Плутарх пишет, что человека, совершившего нечто такое, чего нельзя забыть и что память людей сохранит на долгие годы, называли аластором. Мы с тобой – два аластора.
– Пусть тогда я буду не настоящей героиней, а просто геройкой!
Последний день жизни промелькнул, оставив небольшой хвост. Два часа до столкновения. Все дела завершены, все приготовления сделаны, последний обед съеден. Они стояли в рубке. Николетта мрачно проговорила:
– Я чувствую себя как на собственных похоронах.
Джер вздохнул и достал из кармашка комбинезона две капсулы.
– Что это?
– Это супертоник. Таблетка, которая даже мертвеца делает живым оптимистом примерно на два часа, после чего человек отрубается и засыпает. Их выдают каждому пилоту как крайнее средство для критической ситуации. Необычайно мощная штука.
– Это хорошая идея!
Николетта выпила свою капсулу – и глаза ее заблестели.
Джер тоже проглотил волшебную таблетку и сказал:
– Я берег эти две последние таблетки, потому что знал: нам потребуется сегодня что-то сильнодействующее…
– Один час пятьдесят минут до момента «иск», – сказала Энн.
Николетта отвернулась от иллюминатора, в котором к ним приближалась смертельная каменистая равнина, и посмотрела на Джера:
– Вот так доставочка у тебя получилась! Лучше бы ты опоздал.
– Я нисколько не жалею, что повез посылку к Юпитеру! Этот месяц стоит целой жизни.
– У нас осталось совсем немного времени. На что ты хочешь потратить их?
– На то, чтобы сказать: я тебя обожаю! Я счастлив оттого, что встретил тебя. И я обязательно найду тебя в новом мире!
Ее глаза засияли.
– Правда?
– Клянусь! – пылко воскликнул он, глядя только на нее и не обращая внимания на зловещий иллюминатор.
– Тогда скажи, что сильнее – любовь или смерть?
– Конечно любовь!
– Значит, пошли отсюда. Предлагаю сбежать со своих похорон и устроить отвальную супервечеринку. Я покажу фокус, который тебе так понравился, а ты мне – ту штуку, которая удалась тебе по-настоящему только позавчера. И ты должен наконец узнать, что этот фокус и эту штуку можно делать одновременно.
– О боги космоса! – Он пораженно уставился на нее. – Моя жизнь могла закончиться, а я об этом так и не догадался бы!
– Я знала, что нам потребуется сегодня что-то сильнодействующее…
Она до упора расстегнула свой комбинезон.
– Если ты не заставишь меня забыть об этом могильном булыжнике – я тебя убью! На ближайшие почти два часа тебе разрешаются самые дикие фантазии, лишь бы не вспоминать о том, что мы – два мотылька между ядерным молотом и каменной наковальней.
– Мы сильнее их, потому что мы – влюбленные мотыльки! Дорогая Энн, отключи все часы в каюте и спасай человечество без нас. Беспокой меня только при проблемах, которые не можешь решить сама.
– Есть, капитан!
– И еще… Благодарю тебя, Энн, за службу! Прощай.
– Спасибо, капитан. Было честью летать с вами. Прощайте.
И за ними закрылась дверь каюты. Энн вовремя выравняла скорости корабля и астероида. Никаких проблем, которых она не могла решить сама, не возникло. Все шло по плану до самого конца. Поэтому два мотылька, увлеченные легкомысленными фокусами, беззаботно пропустили момент «икс».
Глава 19
Чебаркуль
15 февраля 2013 года, время-2
– Вот это да! – посмотрела Юля на Кирилла. – Ты открываешься мне с новой стороны. Умеет летать – и так долго не хвастался. Железная воля!
– Я просто хотел показать тебе, а не рассказать. Вот мы и идем туда, где можно увидеть, а не просто услышать!
– Тогда пошли скорее! – заторопилась Юля.
Вдруг на востоке, выше и левее горизонта, набухающего рассветным солнцем, возникла яркая искра. Она беззвучно двигалась, разгораясь в сияющее пятно.
– Что это? – спросила Юля, которая стояла лицом к озеру и к рассвету.
Кирилл обернулся на восток и прищурился.
Пятно уже стало ослепительным, за ним тянулся треугольный шлейф. Внутри шлейфа клубились мелкие завитки от оранжевого до каштанового цвета. Словно кто-то вспарывал небо раскаленным ножом. Пятно вскоре стало выглядеть как шарик ртути, переливающийся на солнце. Из него и исходили желто-красные полосы, переходящие в коричневые завихрения.
– Самолет или ракета падает? – с тревогой спросила Юля.
– Не думаю… – откликнулся юноша. – Возможно, это метеорит. Только уж очень он крупный!
Свет с неба стал голубым и настолько ярким, что вокруг ребят появились новые подвижные тени.
– Он летит как раз на нас! – воскликнула Юля.
– Нет, он должен пролететь мимо, потому что тени укорачиваются…
Свет стал желтеть и медленно угас. По-прежнему было очень тихо. На небе остался дымный след, в котором все еще светилась красная раскаленная сердцевина. По краям следа мелькали какие-то искры, летящие в разные стороны, словно остатки фейерверка. По-прежнему было очень тихо. И вдруг недалеко от ребят что-то свистнуло, глухо ударило – и лед на озере вздыбился, как от взрыва бомбы. А потом загрохотало, словно в морозном феврале случилась сильная гроза. Грохот шел издали, он оборвался не сразу, а какое-то время рокотал и перекатывался.
Наконец все успокоилось. Только от полыньи метрах в двухстах от ребят поднималось белое облако пара, которое уносилось вправо легким ветром.
– Я уверен, что это был метеорит! – возбужденно крикнул Кирилл. – Пойдем посмотрим!
– А это не опасно? – спросила Юля.
– Не должно. Теоретически метеоритом может прибить, но если он уже упал, то не опасен.
Они спустились на лыжах на лед озера и устремились быстрым скользящим шагом к полынье.
Дымный след, оставленный метеоритом в небе, быстро разрастался, поднимаясь вверх и раздваиваясь вдоль оси движения.
Кирилл на ходу кричал Юле:
– Голубой свет означает, что там была плазма с очень высокой температурой – как у голубых звезд. А потом свет стал желтеть и краснеть – как у более холодных звезд… как у нашего Солнца, которое желтый карлик… и имеет всего шесть тысяч градусов… уф…
Дыхания на бег и на объяснения не хватало. Наконец они добрались до полыньи, которая была метров в восемь диаметром. Вокруг нее снег был мокрый и лежали крупные куски льда. Лед плавал и в полынье, которая была заполнена водой почти до краев. Кирилл засунул лыжную палку в полынью, повозил ее и оценил толщину льда:
