– Ну вот, напугал мужика, – пожал плечами Эстет и шагнул к незнакомцу, но Мишка резво одернул товарища:
– Назад! Откуда ты знаешь, что у него на уме?
Леха только отмахнулся:
– Совсем уже озверели. Не видишь – человек людей давно не встречал, обрадовался.
Эстет подошел к плачущему бородачу и опустился рядом. Тот поднял взгляд на парня. Кажется, его отпускало.
– Как вас сюда занесло-то, родные мои? – поинтересовался он.
– А ты сам здесь откуда? – вопросом на вопрос ответил Михей.
– Живу я тут. Вот уж несколько лет.
– Один? – недоверчиво спросил парень, не спеша убирать оружие. – А где остальные?
– Ушли все, – смахнул слезы незнакомец и указал пальцем на лес. – Там войсковая часть была, мы там жили. А лет пять назад наши уходить надумали. Оставили только меня с товарищем. И никто обратно не вернулся. Да убери же ты автомат, не трону я вас, – улыбнулся бородач. – У меня и оружия-то нету.
Мишка нехотя опустил ствол и пригляделся к новому знакомому. Хоть и бородатый, а не старый. Лет сорок от силы, а может, и меньше. Видимо, совсем запустил себя мужик в одиночестве. Тайка присела на корточки, разглядывая бородача.
– Тебя как звать, красавица? – умилился тот. – Ну надо же, не помню, когда последний раз женщину видел.
– Тайка, – улыбнулась девушка и представила друзей. Бородач закивал, поднялся на ноги. Он оказался невысоким – как Тайка, может, чуть выше, – зато широкоплечим и коренастым.
– Женька, – протянул он Михею крепкую, мозолистую ладонь. – Женя Морозов, можно просто – Мороз.
– Ну, Женька, давай-ка теперь рассказывай – как ты тут живешь и куда вообще нас занесло, – Мишка похлопал бородача по плечу.
– Бадары это, – ответил Мороз и обвел руками долину с причудливыми сооружениями. – А вон там – сибирский радиотелескоп. Был когда-то.
– Чего? – не понял парень.
– Ученые тут жили, солнышко наше изучали, – улыбнулся бородач. – Еще до Войны. А в лесу войсковая часть была, солдатики, которые телескоп этот охраняли. И я там живу. Теперь, правда, один.
– Так там что, никого нет, кроме тебя? – удивилась Тайка.
– Нет, нет, говорю же. Пятый год уже нет. Думал, так и помру, людей не увидев. Ребят, пойдемте ко мне, вы про себя расскажете, я тоже. Чего мы тут стоим? Нет, ну надо же! Вы не представляете, как я вам рад, – без умолку тараторил Мороз. – Дайте-ка я вас обниму.
К части пробирались узкой, старой дорогой, петляющей среди деревьев. Мишка коротко рассказал, кто они и откуда. Бородач слушал внимательно, а узнав про комсомольскую тюрягу и вечную грызню в Улан-Удэ, смачно выматерился.
– Ну что за люди, – сердился он. – Столько лет после войны прошло – и все равно им спокойно не живется. Стрелять, резать, гнобить надо. Тьфу!
Потом пришла очередь Мороза рассказывать. За время дороги к дому Женьки друзья узнали чуть ли не всю его жизнь.
– У меня батя летчиком был. Возил в Бадары ученых. Мне тогда семнадцать лет стукнуло, школу окончил. Вот как сейчас помню – прилетели мы сюда с батей и двумя мужиками очкастыми. Папку тогда в Иркутск вызвали, он обратно на машине укатил. А меня оставил на пару дней. Счастливый я. Может, если бы с отцом уехал – то и попал бы под раздачу там, в Иркутске.
– А там, в части этой твоей, жить-то можно?
– А чего бы нет, – закивал Евгений. – Живи – не хочу. Запасы еды кое-какие остались. Горючки немного есть, дизель даже пашет. А для кого все это? Что я со всем этим один делать должен?
– А что с остальными случилось?
– Померли все, – печально ответил Мороз. – Знаешь, сколько народу было. Тут в части солдатиков сотня жила с командирами. Как бомбануло – и нам немного досталось. Но только краем цепануло, фонило не особо сильно. Мы сначала под землей отсиживались, в бункере, что при части. Тяжкое время было. По радиосвязи – одни «сосы». Москву, говорят, раскатало ядерными, Питер тоже с землей сровняли. Местные из деревень кто помер, а кто свалил. Сейчас весь район опустел, наверное, один я и остался.
– А куда люди уходили?
– Да кто их знает? Все поселки много лет как пустые. Тоска смертная. А ну, погоди-ка…
Бородач остановился и уставился на друзей, будто просвечивая их взглядом насквозь. Терпения Михея хватило ненадолго.
– Ты чего, а? – спросил парень.
– Да как вы проскочили-то? Там у входа в долину, у Тор, многие наши полегли. В Иркутск собирались, да так и не доехали. Место плохое, гиблое. Мы потом там столько костяков нашли. И не только наших. Видимо, и к нам пытались пробраться, но не смогли. Аномалия какая-то всех прибирала – ни пройти ни проехать. А как же вы-то?
– Как видишь, – улыбнулся Михей. – Видимо, ваша долина смерти больше не работает. Даже и не видали ничего такого.
– Надо же, – покачал головой Евгений. – Везунчики.
– Иначе не добрались бы до тебя, – улыбнулся Эстет.
– И правда, повезло вам, ребята, – закивал Мороз. – Я, когда вас увидел, подумал – рехнулся. У меня тут уже крыша ехать начала. Поживи-ка один четыре года. Ночью, бывает, проснешься весь в поту – чудится, будто в дверь стучат. Лежишь, слушаешь – тишина. Разговоры мерещиться стали. Ну точно – шиза. Все, прибыли.
Дорога упиралась в распахнутые ворота воинской части. За ними – несколько двухэтажных кирпичных корпусов, тонущие в зарослях кустарника подсобные строения. Еще дальше – крохотный плац, короткая взлетная полоса, приземистый ангар. Везде царит запустение.
– Вот и дома, – сказал Евгений. – Пойдемте в бункер, хоть переку́сите с дороги.
За кирпичным корпусом спрятался «наклонник» с железной дверью. За лестницей и переходной камерой начинался узкий коридор. Мороз щелкнул выключателем, и под потолком вспыхнула тусклая лампочка. За первой дверью скрывалась кухня-столовая. Несколько столов с кривоногими табуретками встретили новых гостей. Бородач загремел кастрюлями.
– Кушанье, конечно, так себе. Но уж чем богаты…
– Давай уже, чего есть, – улыбнулся Михей.
Ужинали вареной гречкой вперемешку с макаронами. Мороза словно прорвало – он повествовал без умолку:
– Шарахнуло в Иркутске тогда – мама не горюй. Говорили, их там знатно припекло. Наши как-то по радиосвязи выведали. Ну, да я сам не ходил, не видал. За что купил – за то и продаю. А сейчас уже и спросить-то некого. Мы тут отсиживались, а потом командир группу на разведку послал. И с концами. Так мы и осели тут. Помню, как здесь чуть ли не бунт был. Одни говорили – уходить надо, другие – что лучше не дергаться. И осталось нас тут меньше половины – человек двадцать, может. А те ушли вместе с командиром, больше их и не видали. Я тогда побоялся срываться с места. А года четыре назад и оставшиеся не усидели – решили валить. Сказали – нет тут перспективы. Мы тогда с товарищем разболелись сильно, лежали чуть ли не при смерти. Ну и оставили нас тут, как балласт. Гады! Так им и надо, у Тор все и полегли. Не пропустила их аномалия.
