Интернет дал дополнительные импульсы к пониманию роли ответственности, выявив главный этико-правовой, если не антропологический парадокс современной социальной жизни, разведя полюса права личности на свободу слова и права личности на тайну личной жизни, защиту репутации и прочую безопасность, выводя на первый план ответственность.
Как можно примирить свободу слова со свободой слова тролля? В Декларации ООН о правах человека ничего не сказано о дезинформации. Такого юридического термина не существует.
Поэтому, как отмечали участники обсуждения нынешней ситуации в публичном дискурсе и перспепктив новой цензуры (в дискуссии принимали участие B. Grozovsky, P. Pomerantsev, V. Gatov, M. Truduljubov, Y. Yablokov), в наши дни свобода слова – объект для переопределения [Грозовский 2020]. На упомянутом Круглом столе «Права человека и дисбаланс взаимной ответственности» его участники отмечали, что для преодоления противоречие между правом личности на свободу слова и правом личности на тайну личной жизни, защиту репутации. Новые возможности открывает развитие цифровых технологий коммуникации, оперирования большими данными, формирование электронного правительства, блокчейн-технологии и т. п. [Кривенко 2019:
107-120]. Цифровые технологии – мощный инструмент формирования новой правовой культуры. Это мощный инструмент, но неоднозначный.
«Чем более явной будет угроза… общественной безопасности, тем больше шансов, что даже в демократических обществах будут расширяться методы и формы цензуры,… которая может быть доверена алгоритмам или, не дай бог, какой-то специальной организации» [Грозовский 2020].
При этом такая цензура будет чисто информационной только на первый взгляд – она неизбежно будет ценностной. И такую функцию на себя уже начинают брать не только власти, но владельцы коммуникативных аггрегаторов – как это произошло с Д. Трампом, когда после штурма Капитолия его сторонниками, возбужденными трамповским твитами и другими сетевыми призывами «идти до конца» в непризнании итогов выборов, его аккаунты в социальных сетях были заблокированы владельцами. Этот казус показал, что «заткнуть рот» человеку не потому, что он выражает мысли меньшинства (или большинства), а потому что его действия нарушают права окружающих, вступают в противоречие с решениями независимого суда – не являются ударом по демократии. Даже если этот человек – Президент США. Но если он за годы правления перешел грань критической массы вранья и безответственных заявлений, его отключение от публичности может идти на пользу оздоровления публичного политического пространства.
Казус Трампа разобрал Сергей Голубицкий, который доказывает, что блокировка аккаунтов действующего президента – вовсе никакой не удар по демократии. «В риаллайфе все-таки предпочтительнее жить в демократии, когда рот!»
Важный штрих, если не точку, в этом сюжете поставили био-политические следствия борьбы с коронавирусной пандемией.
Материалом для осмысления такой трансформации публичного дискурса русскоязычном секторе Интернета может служить период с января по май 2020 года, когда в России пандемия COVID-19 постепенно, но все более очевидно подходила к пику [Tulchinskii 2020].
Хронология событий этого периода всем памятна. 30 января Всемирная организаций здравоохранения признала за обнаруженной с эпицентром в китайском городе Ухань инфекцией опасность международного масштаба. 11 февраля 2020 г., в связи с идентификацией возбудителя (коронавирус SARS-CoV-2), болезнь получила название COVID-2019. Поскольку инфицирование и часто тяжелое, иногда – летальное течение болезни быстро распространялось практически на все континенты, чему способствовало интенсивное авиасообщение, 11 марта ВОЗ признала за этой вспышкой статус пандемии. С 13 марта ее центр переместился в Европу.
В России 31 января была закрыта граница с КНР. С 11 марта началось ограничение международного авиасообщения, вплоть до его полного прекращения по ряду направлений. Президентом РФ с 30 марта по 3 апреля была объявлена нерабочая неделя, а затем режим нерабочих дней был продлён включительно до 30 апреля с возможностью продления или сокращения этого режима в зависимости от ситуации. При этом субъектам федерации и органам власти на местах было предоставлено право принимать ограничительные решения и их отмену в зависимости от динамики выявления инфекции и ее последствий.
Объективная картина складывалась неоднозначная – подавляющее число выявленных инфицированных, заболевших, как выздоровевших, так и умерших приходилось на Москву и Московскую область. И именно в Москве достаточно оперативно были введены карантинные меры, требования к самоизоляции, жесткий контроль с применением сил полиции и Росгвардии для выявления нарушителей и санкций по отношению к ним. В других регионах тестирование стало проводиться существенно позже. Некоторый рост заболеваний пневмонией по сравнению с прошлым годом отмечался почти везде, но меры принимались в разной степени более мягкие.
Неоднозначная и неопределенная ситуация с неизбежностью вызвала мощный взрыв контента, посвященного пандемии, в публичной коммуникации. Этот контент в считанные дни вытеснил на задний план до этого остро обсуждавшиеся темы падения цен на нефть и курса рубля, а также инициирования Президентом РФ поправок к Конституции, их содержания и процедур принятия. К концу января коронавирус вышел на первый план и уверенно стал главной темой российского медиапространства. Если на 15 января было зафиксировано 1,2 тыс. сообщений об этом заболевании, то 11 марта их было уже 733,2 тыс. А количество публикаций о нем за этот период выросло с 263 до 35,2 тыс. А всего в российских соцсетях с 15 января по 11 марта коронавирус упоминался 13,3 млн раз [Коронавирус 2020].
По данным Медиалогии, чаще коронавирус обсуждалоя в Facebook (38,9 %) и ВКонтакте (20,1 %). Далее следуют Twitter (16,9 %), Telegram (4,0 %), Instagram (3,5 %), Youtube (2,2 %). Самыми упоминаемыми в соцсетях в период с 30 марта по 5 апреля 2020 года были слова «коронавирус» (11,5 млн сообщений) и «карантин» (10,3 млн). С существенным отрывом за ними следовали другие (но на ту же тематику) слова «пандемия/эпидемия» 3,9 млн), «самоизоляция/оставайтесь дома» (9,4 млн) [Слова 2020].
Однако, самое интересное – как менялась эмоциональная окраска наиболее популярных постов. Несмотря на то, что Роспотребнадзор создал общедоступный ресурс, на котором регулярно отражалась динамика развития пандемии в мире и в России [Информационный бюллетень 2020], оценки происходящего были радикально эмоциональны в широком спектре эмоций. Медиа, включая ленту Facebook, телеграм-каналы, оказались с избытком переполненными мнениями самозванных экспертов. Их нарративы, большей частью от первого лица, были оценочно-эмоциональной нагружены, что, с неизбежностью, создает питательную среду для фейковой информации. И разобраться в этой какофонии без хорошей навигации может далеко не каждый, и социальные сети давали возможности делиться это растерянностью, наращивая ею «снежный ком» социального стресса.
Так, наибольшую вовлеченность (то есть – суммарное количество лайков, комментариев и репостов) вызывали тексты и видео, в которых известные люди делились сведениями, собственными переживаниями. Так, в наиболее популярном сюжете Елены Сажина (565,5 тыс.) рассказывает о том, что от других болезней гибнет больше людей, чем от короновируса. Медийная персона Ольга Бузова (467,1 тыс.) печалилась о том, что из-за коронавируса ей пришлось отменить поездку с возлюбленным в Париж. В ВКонтакте наибольшй интерес (18,8 тыс. пользователей) вызвал пост о заражении коронавирусом Тома Хэнкса с супругой.
