Молли, похоже, почувствовала нечто вроде того, что ощутил я, когда Гарольд при виде меня рухнул с крыльца и сбежал. Когда ты нравился кому-то здоровым и красивым, не факт, что понравишься таким вот страшным. Меня жизнь к этому уже подготовила, но Молли, похоже, новость подкосила.
Деревенщина Флинн, впрочем, таких тонких материй не понял и с облегчением скрылся. Молли безнадежно села на край табуретки, бо́льшую часть которой занимал медный таз. Скрывать своих чувств она не умела совершенно, и в данный момент выглядела прямо-таки убитой. Я хотел как-нибудь съязвить, но, говорят, даже в боксе не бьют тех, кто уже упал.
– У тебя тут какие-то друзья или родственники есть? – спросил я.
– Нет. Все в Ирландии. Это я ради них, им очень деньги нужны. Я так их люблю! И не увижу больше. Ладно, поделом мне. – Она встала. – Идемте.
Мы выбрались на улицу так же незаметно, как и вошли. Краем глаза я успел увидеть, что Флинн сидит с какой-то другой – вполне живой – девчонкой под боком, обнимает ее за плечо и что-то взволнованно рассказывает. Ох, Молли. У меня даже настроение немного поднялось. Во-первых, не у одного меня в жизни фиаско по всем фронтам, во-вторых, наблюдать сцену счастливого воссоединения влюбленных мне было бы гораздо грустнее, сам-то я радостями любви насладиться не успел.
В переулке было холодно и пусто. Если безумный джентльмен-вредитель, устроивший тут этот рассадник преступности, существовал, место он выбрал как нельзя лучше. На этой улице было много заброшенных зданий с заколоченными окнами, а в остальных жила беднота, которой дела ни до чего нет. Молли опустилась на землю и прислонилась спиной к кирпичной стене убежища, в котором ей не очень-то обрадовались. Я тяжело опустился рядом, держась за стену, чтобы не завалиться слишком резко. Сидеть, как парочка нищих, просящих подаяния, было не очень-то приятно, но стоять уже было трудно: странное чувство, будто в суставы насыпали песка.
– Хозяйка вечно про эти рубины трещала. Показывала мне, будто и не думала, что я могу их украсть, – горестно сказала Молли, глядя, как мелкие снежинки подскакивают в воздухе. – Ей их муж подарил. Такие красивые! Зачем я согласилась их украсть? Потому и не ропщу на свою смерть, заслужила я это.
Ох, так вот в чем дело. А я-то уже решил, что бедняки обладают каким-то тайным знанием о том, как умирать тихо и ни на что не жалуясь.
– Я все думала, кто-то нарочно меня подстерегал, знал, что у меня с собой, а теперь думаю: вдруг это просто уличная кража? Как будто в Лондоне мало воров, кроме нас! И к вам просто влез кто-то, мы уже не узнаем кто, и нет никакого смысла. – Она закрыла глаза, прижимая к себе сумку. – Я вещи выкопала заранее, думала, вдруг сил потом не хватит. Передадите их хозяйке? А потом ступайте, найдите себе другое дело. Помирать буду.
– Вот еще, – фыркнул я. – Я туда тоже не дойду, это далеко.
Может быть, не такой уж плохой идеей будет провести остаток жизни, созерцая кирпичную стену. И тут меня осенило.
– Идем в полицию? Я слышал, они умеют искать преступников.
Она мрачно глянула на меня, но хоть стала выглядеть немного поживее.
– Ни за что. Ваша английская полиция нашего брата терпеть не может. К тому же им доказательства нужны, а у меня их нет. Что я скажу? «Я обокрала хозяйку, и тут меня кто-то убил»? Они меня саму арестуют!
Да уж, пожалуй, так бы все и было. Мы помолчали. Я не мог придумать достойную тему для беседы. Молли обхватила колени, горестно уткнулась в них лицом, и я заметил у нее на запястьях глубокие царапины – видимо, от тисков машины Бена. Выглядели царапины странно, совсем не так, как у живых: белые, бескровные.
– Кстати, а как ты сбежала? – вспомнил я. – Какие-то воровские трюки?
Она глянула на меня и вдруг немного улыбнулась.
– Да нет, у леди воровать-то просто было, тут трюки не нужны. Берешь, что плохо лежит, она и не следит за вещами. А на досуге я фокусы любила показывать, вот ловкость рук и натренировала. Братец ваш карманы-то мои не обыскал, я и смогла вытащить ножичек, который с собой всегда ношу, вдруг кто нападет. Дерусь я неплохо.
– Что-то не помогло.
Она сердито фыркнула.
– Со спины напали. Схватили за горло и сразу в бок пырнули. А потом обыскали карманы, ловко так!
– Как будто кто-то знал, что ты хорошо дерешься и у тебя есть нож, а значит, нападать надо внезапно, – пробормотал я.
Она восхищенно глянула на меня, будто я изрек что-то потрясающе умное. Я приосанился, но Молли уже помрачнела снова.
– Если это кто-то из наших, вся надежда на Флинна, он что-нибудь выяснит. Мы же любим друг друга, так что он будет стараться.
«Ну…» – подумал я, вспомнив, как он быстро утешился, и, чтобы перевести разговор на другую тему, сказал:
– Покажи какой-нибудь фокус.
Маленькое развлечение не помешает. Она заколебалась, потом важно кивнула и села лицом ко мне.
– Внимательно следите за руками.
Она делала какие-то пассы ладонями, и я так засмотрелся на ее нелепо большие руки с грязными ногтями, что подскочил от неожиданности, когда она хлопнула в ладоши и торжественно заявила:
– Готово!
– Что? – очнулся я, потому что никакого фокуса так и не увидел.
Она заулыбалась и покачала у меня перед носом моими золотыми часами – теми, что оставил нам с Беном отец. Я охнул и хлопнул себя по карману. Даже не заметил, как она их вытащила!
– Отдай, а то… – начал я, но она уже сунула их мне в руку.
Я открыл часы и мрачно посмотрел на портрет отца. «Во что же ты меня втянул, когда умер! – подумал я. – Если бы не это, я бы все еще торчал в пансионе, живой и здоровый».
– Это… Это же Добрый Джентльмен! – Молли потрясенно ткнула в портрет, глядя мне через плечо. – Тот человек, который помогал нам!
– Врешь.
– Клянусь! Это он, он меня к хозяйке привел! Ты его знаешь?
Я посмотрел на портрет и внезапно вспомнил, что сказала леди Бланш: «Один мой друг, добрый-добрый друг, привел ко мне Молли. Сказал, что эта девочка отлично подойдет мне. Он был прав, он всегда прав». Конечно, отец и Бланш были хорошо знакомы – она ведь была вдовой его сослуживца. Я ошарашенно замер. До меня медленно дошло нечто ужасное: так вот почему у отца было меньше денег, чем у его друзей, вот на что он их тратил. Не только слуг с почестями хоронил, еще и ирландцам помогал! Я нервно захлопнул часы и затолкал их в карман. Сюрпризы в исполнении моей семьи мне порядком надоели. Как спокойно мне жилось, когда я понятия не имел о делах отца и увлечениях Бена! На секунду мне искренне показалось, что мой собственный отец проклял меня из-за гробовой доски, и от этого все мои неприятности.
– Зачем он вам помогал? – гневно спросил я.
– Не знаю. Добряк просто.
«Добряк»?! Ха!
