Конечно, следовало бы сказать что-нибудь вроде: «Ни за что, вы убили меня, уходите». Но когда смерть так близка, месть уже не имеет значения, – это я понял еще на этапе Флинна. А содействие в поисках мне совсем не повредило бы. Я настороженно смотрел Гарольду в глаза, пытаясь понять, в чем подвох, но он казался таким расстроенным, что у меня даже разозлиться не получилось. Да и если бы он хотел убить меня снова, он бы уже это сделал, а не гладил бы мои холодные ладони, нежно, как отец, касающийся больного сына.
– Давайте начнем, – прохрипел я.
Мы искали не меньше часа. Перерыли уже известные тайники, нашли парочку новых. В них обнаружилось двадцать фунтов, мамины серьги, золотое пресс-папье и ни одного камня, напоминающего сердце или лепесток клевера.
В конце концов из сил выбились мы оба – и мертвый, и больной.
– Думаю, стоит поменять планы и начать с камня, который лежит где-то у Бланш, – тихо сказал Гарольд, вытирая платком взмокшую шею. – Позже снова вернемся к вам.
Я чуть не взвыл от усталости.
– А вы у нее уже спрашивали?
– Боюсь, спрашивать о чем-то милую Бланш бесполезно. Она всегда говорит правду, но совершенно не о том, что ты хотел бы выяснить. Однако я надеюсь, что она войдет в твое положение и сумеет сосредоточиться. Ты так молод, а у нее нет своих детей. Думаю, при виде тебя ее сердце растает.
«Или остановится», – уныло подумал я, глядя на свои жуткие руки, но возражать не стал.
В соседнее поместье идти пришлось пешком, – а я-то втайне надеялся, что Гарольд приехал на каком-нибудь самопередвигающемся экипаже без лошадей и я смогу немного отдохнуть. Дорога, освещенная газовыми фонарями, показалась мне бесконечной. Снег все еще шел, но даже сквозь его милосердную пелену на меня косились прохожие. Я не сразу сообразил почему: оказалось, я не надел ни пальто, ни цилиндр. Видимо, они удивлялись, что я не мерзну, но мне было одинаково холодно всегда, так что сначала я и не заметил своей оплошности.
Сам Гарольд был в черном плаще из какого-то удивительно мягкого на вид материала и в отличном атласном цилиндре. Я косился на графа всю дорогу и тщетно пытался представить, как он открывает ночью наши вечно незапертые двери, обыскивает дом, а потом запускает в меня каминными щипцами. О таком и думать-то неловко, Гарольд – образец джентльмена. Ему кивали из окон экипажей, его уважительно приветствовали богато одетые прохожие, стараясь не обращать внимания на уродца, плетущегося рядом с ним. Мне пришло в голову, что Гарольд, похоже, в истинном отчаянии, иначе ни за что не пошел бы по улице в сопровождении такого, как я.
Это так странно: умом я точно понимал, что он убил меня, но в душе переживал за его репутацию и волновался, как бы не доставить ему лишних неудобств. На секунду мне пришло в голову, что я ничем не лучше Молли, которая готова была оправдать Флинна, пока тот совсем не разошелся, но я тут же отогнал эти мысли. Что за глупость! Где бродяга Флинн – и где великолепный граф Ньютаун! Это ведь совсем не одно и то же, у графа были веские причины поступить так, как он поступил. Он спасал свою жизнь, да и потом, именно мой бездушный папаша втянул его в несчастья.
Ворота поместья леди Бланш были заперты. Я успел с ужасом представить, как снова лезу через забор, но тут Гарольд вытащил из кармана ключ и невозмутимо отпер ворота.
– Откуда он у вас? – спросил я, бредя вслед за ним к дому.
– Сделал после смерти Вернона, чтобы навещать бедную Бланш. Она душевно нездорова из-за камня, который хранит, – спокойно ответил Гарольд, скользя взглядом по темным окнам.
Еще неделю назад у меня язык не повернулся бы задать джентльмену такой вопрос, но сейчас, в темном саду, изрытом знакомыми канавками, из-за которых я постоянно оступался, я все же спросил:
– А леди Бланш знает, что у вас есть ключ?
Гарольд коротко взглянул на меня в полутьме. Мне вдруг стало жутко до одури, но отступать было поздно, умирать не хотелось, в этом я Гарольда понимал.
– Конечно, – сказал он. – Конечно знает.
Леди Бланш обнаружилась в гардеробной. Такса лежала у ее ног и при нашем появлении только прижала уши, будто хотела показать, что не одобряет нас, но у нее нет сил об этом заявить.
Комнату освещал камин. Дрова в нем были аккуратно сложены домиком, и я с болезненной ясностью понял, что огонь развела Молли: точно так же были сложены поленья в моем камине, который она сегодня разожгла. А вскоре я увидел еще одно доказательство того, что Молли здесь побывала. Леди Бланш любовалась собой перед высоким зеркалом, а в ушах у нее красными искрами сияли тяжелые рубиновые серьги. Ожерелье из тех же камней таинственно переливалось на ее шее, ловя отсветы камина.
Самой Молли нигде было не видно. Я с надеждой подумал, что она вот-вот заглянет в комнату, и рассердился на себя за эти мысли. Молли ушла по собственному желанию, так что, где бы она ни была, там ей явно лучше, чем рядом со мной. Ну и пожалуйста. Мне все равно.
Неловко было вваливаться к человеку – и особенно к даме – прямо в гардеробную, пусть даже такую просторную, но слуг, которым можно доложить о своем приходе, не было, а сюда Гарольд прошел безошибочно, словно точно знал, где искать вдову друга в этот час.
Увидев нас, леди Бланш растерянно улыбнулась.
– Бонжур, джентльмены! Кто вы такие? – спросила она, из чего я сделал вид, что чувствует она себя не очень-то хорошо, раз не узнала ни меня, ни графа, которого уж точно встречала неоднократно.
Я собирался объяснить, кто мы и что нам нужно, но Гарольд уже подошел к ней, взял за плечи и развернул к себе. Леди ахнула.
– Бланш, дорогая, у меня нет на это времени, – с нажимом произнес Гарольд. – Мы должны помочь вот этому юноше. Где камень?
Улыбка леди Бланш показалась мне нарисованной: безжизненная полукруглая линия под испуганными глазами.
– Какой камень? Мы знакомы?
– Зеленый камень в виде сердца. Тот, что твой муж привез с войны много лет назад. Умоляю, хватит уверять меня, что не знаешь, о чем речь. Ты, конечно, сумасшедшая, но не настолько. Я по глазам вижу: ты меня понимаешь.
Не знаю уж, что он там разглядел в ее глазах, по мне, она выглядела просто растерянной, как ребенок, которого строго допрашивают взрослые. Я решил вмешаться.
– Леди Бланш, вы меня совсем не помните?
– Конечно помню, Джереми, как не помнить? – Она выдавила дрожащую улыбку. – Мой Вернон очень ценил твою дружбу. Так жаль, что ты умер!
Никакого внутреннего противоречия в своих словах она, похоже, не видела. Я заколебался, не зная, что ответить, и тут Гарольд сделал то, чего я не ожидал совершенно. Он схватил леди Бланш за спутанные, кое-как подколотые на затылке волосы и подтянул к себе.
– Мне надоело задавать тебе один и тот же вопрос. Все это повторялось слишком много раз. Я устал.
Леди Бланш издавала какие-то жалкие, высокие звуки, ей было больно, но рука у Гарольда не дрожала. Он намотал на запястье ее встрепанные распустившиеся космы, чтобы она не могла даже двинуться.
