Гарольд сморщился от злости, а я продолжал. Последнее выступление. Вот она, моя героическая прощальная речь.
– Камни нужны мне прямо сейчас – в отличие от вас я действительно мертв, – а вам придется жить, храня трилистник в ожидании смерти. Но я готов обменяться. Вот этим Бен вернул нас к жизни. – Я указал на провод. – Сами видели, как его подопытная сейчас открыла глаза. Я помню, как очнулся, когда Бен применил его ко мне. Это было словно прикосновение самой жизни. Посмотрите на меня, Гарольд. – Я криво улыбнулся и развел руками. – Я – лучшее доказательство, что изобретение работает. Как я жалею, что не испробовал его на себе, когда был еще жив! Бен носится со своим аппаратом как курица с яйцом, но я готов обменять его на ваш камень. С Беном я сам разберусь, жалоб он подавать не будет. Это – машина жизни, вы своими глазами видели. Мертвеца она способна вернуть, а живым дарует вечную жизнь, вот в чем ее главный смысл. Я хотел ожить с помощью танамора, а потом использовать ее для себя. Мечтал, что тогда не постарею больше ни на день. Но сейчас камень мне нужнее. Давайте поделим добычу? Трилистник не для вас – вы ведь боитесь смерти и желаете от нее убежать. А меня, скорее всего, уже не спасет машина – мое тело было слишком слабым и мертвым, когда я узнал о ней. Сами видите, это достойный обмен. А иначе мы будем бороться, пока оба не упадем замертво. Я хочу жить, и вы тоже. Я не сдамся, и вы тоже. Мы с вами – волки, пора это признать. – Я кивнул на провод, лежащий на полу. – Испробуйте, просто чтобы понять, о чем я говорю. Это же не оружие, Бен – мирный ученый. Думаю, вам придется применять аппарат постоянно, но, проверив его в деле хоть разок, вы не сможете отказаться от сделки. А не понравится, будем торговаться дальше. Я покажу, как он работает, чтобы вы могли использовать его сами. Возьмите провод. Нужно раскрутить вот эту ручку как можно сильнее, тогда мощность будет выше. – Гарольд подобрал провод. Он, похоже, был впечатлен и заинтригован. Я начал раскручивать ручку генератора, и провод тихонько защелкал. – Если боитесь – проверьте на малой площади, скажем, на запястье. Приложите к нему конец провода.
Соблазн был слишком велик: Гарольд отчаянно хотел жить и уж точно не отказался бы жить вечно, не старея. Он посмотрел на провод, потом на меня. Провод выглядел безобидно, и он нерешительно приложил его к голому запястью.
Я не думал, что эффект будет таким молниеносным: Гарольд дернулся всем телом и рухнул. Я подождал пару секунд. Он не двигался, глаза невидяще смотрели в дощатый потолок. Как и в случае с Молли в переулке, меня поразила простота этого перехода, хрупкость границы между жизнью и смертью.
– Джонни… – Бен подполз к Гарольду, продолжая одной рукой держать висок. Второй пощупал пульс. – Ты его убил.
«Это был жест отчаяния», – хотел сказать я, но сил не было даже на слова. Я сполз на пол, держась руками за ножку железного стола. Ну вот и все. Последние пять минут я безумно боялся, что Бен заговорит и все испортит. Но он молчал – похоже, был высокого мнения о моей способности вести переговоры. Это было приятно. Я слабо улыбнулся, прислонившись лбом к ножке стола.
Мне тоже пришлось поверить Бену: когда-то он требовал, чтобы я держал мокрые руки подальше от оголенного провода, чтобы оживляющее электричество меня не убило. Я все еще понятия не имел, как это работает, но Бен вряд ли стал бы врать, и я облил Гарольда водой, стараясь попасть на манжеты рукавов, чтобы запястья уж точно промокли. А врать я еще в пансионе научился. Главное в этом искусстве – не проявлять лишних эмоций, не бегать взглядом, быть спокойным и самому верить в свои слова. Гарольд был трудным противником, но я победил.
Я приоткрыл глаза, чтобы выяснить, с чего Бен притих, – вдруг сознание потерял? – но тот по-прежнему разглядывал тело Гарольда. Цвета я перестал различать совсем – все вокруг теперь казалось черно-белым.
– А это могло бы стать милосердной казнью для преступников, – с исследовательским азартом протянул Бен. – У нас преступников вешают или обезглавливают, но вот это куда более человеколюбиво! Смерть мгновенная.
– Бен, – взмолился я. – Не время. Лучше перевяжи себе голову.
– Тут нет стерильных материалов, – рассеянно ответил он, продолжая изучать Гарольда. – Интересно, можно ли оживить электричеством человека, который умер от удара электричества?
– Бен! Соберись!
Голос у меня сорвался, и я умолк. За мной уже шел противник куда серьезнее Гарольда: сама смерть. Я вслепую нащупал свой карман и вытащил оттуда два камня, но тут в глазах потемнело, и я не успел их отдать.
Следующим, что я услышал, был звонкий каменный стук. Я с трудом открыл глаза и увидел, что Бен уже добрался до меня и сидит рядом, а на полу около нас лежит танамор – целый.
– Вытащил камень у этого господина, поднес к двум другим, и они сами собрались вместе, как в той сказке, – пролепетал Бен. Он взял с пола пенсне и криво нацепил. – Это какой-то неизвестный мне вид магнитного притяжения, нужно будет изучить его как следует.
«Может быть, это не магнитное притяжение. Может быть, это волшебство», – подумал я.
Танамор собрался целиком впервые почти за сорок лет. Вот теперь он был куда больше похож на трилистник, на высеченный неумелыми руками клевер. Один из листков по-прежнему сиял.
– А свет ты как объяснишь? – прошелестел я.
– Какой свет?
– Он сияет.
Цвета вокруг поблекли окончательно, но свет стал только ярче.
– Что сияет? Я ничего такого не вижу.
Я надеялся, это значит, что Бен не умирает. Получается, камень жизни зовет именно меня, тянется ко мне, хочет вернуть отнятую жизнь. Душа и разум все еще со мной, и двум другим камням нечего дать мне. Я потянул камень жизни к себе, и трилистник покорно распался на отдельные камни. Меня дрожь прошибла. Если даже это объяснимое природное явление, магнетизм или как там его, выглядит оно прямо как волшебство.
– Нужен только он, – прошептал я.
– Вот этот? – деловито спросил Бен и вытащил камень из моей руки. – Ну, проверим гипотезу. В сказке девушка приложила его к груди возлюбленного. Сейчас-сейчас.
Он потянулся к моему воротнику.
– Нет, – пробормотал я, с трудом держа глаза открытыми. – Верни Молли. Пусть оживет.
– Что ты несешь? – Он ловко ухватился за мои пуговицы, но я слабо отпихнул его руку. – Ты что, рехнулся?
– Желания умирающих – закон. И мертвых, наверное, тоже. – Я говорил уже еле-еле, так что Бену пришлось наклониться ко мне, я чувствовал его совсем рядом. – Я прочел письмо. Мне нельзя возвращаться. Особенно теперь. Я убил человека. А Молли украла рубины, но она больше не будет, а в остальном она безобидная. У нее хотя бы причина была благородная – семье помочь. Я не хочу вернуться и стать таким, как Гарольд. Не хочу.
– Ты таким не станешь.
– Отец написал, что возвращение проявляет в людях все худшее, а уж во мне полно всего можно проявить. – Я прикрыл глаза. Трудно стало держать их открытыми. – Тогда, в переулке, я решил: Молли мне встретилась, чтобы помочь вернуться к жизни. А вдруг наоборот? Может, это я ее дух-помощник. Она не попрощалась с семьей. Им будет ее не хватать. Ее кто-то там ждет. – Я заставил себя открыть глаза. – А мне не с кем прощаться, кроме тебя.
