– Себе я оставлю ответственность, а ты занимайся наукой. Управление не для тебя, ты не разбираешься в людях, а это ужасный недостаток. Тебя будут обирать. О деньгах на исследования не волнуйся, я буду выделять их в любых разумных количествах. Твой ум – это дар для всего человечества, и поверь, у тебя не будет ни в чем недостатка. Только никаких больше оживлений, Бен. Ты обещал.
– Я помню. Но я хочу лабораторию, как у Майкла, – буркнул Бен, впрочем, явно польщенный моими словами про дар для человечества.
– Построим. Роскошную, но в отдельном здании. Если она взлетит на воздух, не хочу, чтобы дом опять пострадал.
– Ладно, – тут же повеселел Бен. – Тогда оставайся графом. Все, кроме денег, в этом титуле очень скучно.
Я вытащил из кармана часы отца, которые так и не успел передать в сарае, и протянул Бену.
– Ты все равно старший, значит, они по праву твои. А еще мне тяжело с ними ходить, так что таскай их сам.
Бен улыбнулся. Похоже, часы ему понравились.
– И вот это твое. – Я вложил ему в руку письмо отца. – Почитаешь в дороге, тебе понравится.
– Спасибо, Джонни, – сказал Бен и бережно убрал письмо в карман. – Знаешь, я давно хотел сказать: вообще-то ты не такой уж тупой.
О, вот это признание!
– Мистер, как вы отделали этого господина, который приходил! – восхитилась Молли, выглянув из соседней комнаты. – А раз у вас денег теперь много и вы сейчас такой добрый, можно мне получить плату за работу этого, ну, косультакта по почве?
– Не наглей, – предупредил я, и Молли примирительно подняла руки.
Час спустя мы наконец вытащили за ограду все свои мешки, саквояжи и ящики. Бен был прав: Молли оказалась удивительно мощным носильщиком и смогла нагрузить на себя почти все, пусть и не без ворчания. Я решил, что это невеликая услуга за бесплатное путешествие домой в компании столь знатных джентльменов.
День разгорался, солнце стояло высоко, снег уже начал таять – похоже, весна все-таки начиналась. Я заставил Бена сходить к тому месту, где он когда-то разогнул прутья ограды, чтобы незаметно проникать в сад, и согнуть их обратно. Потом запер дом на три оборота ключа, повесил на ворота замок, который Молли где-то нашла, и его тоже запер. Любой, кто явится сюда, на сей раз найдет особняк наглухо закрытым. Незваных гостей этому дому уже хватило.
Я оставлял позади опустевшую оранжерею своей матери, столовую с портретом отца, любимую спальню с лучшим матрасом, гостевую, где меня убили. Трилистник лежал в кармане жилета, и я чувствовал его приятную тяжесть через все слои ткани. Я не доверил Бену нести его, это – мой трофей, моя реликвия. Ее касались отец, и Вернон Роуз, и Гарольд Ньютаун, а до них – десятки поколений праведников, хитрая ирландская девушка и, может быть, сам Мерлин. Я погладил карман.
Улица была пуста, город словно вымер. Я был занят мыслями о том, как же нам поймать экипаж до вокзала, когда почувствовал что-то странное: будто мир вокруг съеживается, мысли бледнеют и теряются, оставляя только пустоту. Я отчаянно мотнул головой. Что, если я вскоре стану как те, кто бессмысленно бродит по улицам? Нет, только не это, нужно взять себя в руки. Мы совершенно разные, я гораздо лучше их, я – граф Гленгалл и планирую им остаться.
– Все хорошо, мистер? – тревожно спросила Молли и с неподобающей фамильярностью коснулась моего локтя. – Лицо у вас какое-то странное.
– Да, – бодро ответил я. – Я в полном порядке.
Рука дрожала, и я спрятал ее в карман, чтобы никто не заметил.
