Муртазина скривила губки.
– Нельзя ли в другой час…
– Нельзя, – строго ответил чиновник сыска.
– И что вам неймется, – сказала она, пропуская неугомонного гостя. – Встаете с утра пораньше, сами не спите и других мучаете…
Ванзаров не стал хвастать, что в эту ночь не сомкнул глаз. Некоторые подробности лучше опустить. Он повесил пальто на вешалку рядом с пышным капором хозяйки, который вышел из моды лет двадцать назад и до сих пор не съеден молью. Умели выделывать меха в глубокой древности…
В гостиную Ванзаров вошел как к себе домой. Все было по-прежнему, кроме капитанского мостика. Мадам Рейсторм отсутствовала, капитанское кресло пустовало.
Вошла Муртазина. Переодеться в платье не сочла нужным. Только закуталась шалью и встала у книжного шкафа.
– Где мадам? – спросил Ванзаров.
– Спит в своей кровати…
– Избавилась от привычки дремать в кресле?
– Пожелала лечь в постель. Родион Георгиевич, прошу вас, не тяните… До пробуждения Елизаветы Марковны мне надо еще себя в порядок привести.
Было кое-что, казавшееся неправильным. Ванзаров посчитал, что логика переутомилась за ночь. Нельзя все время подозревать. И запахи могут спутать. Хотя он готов был поклясться, что в квартире пахло неправильно. И довольно странно.
– Постараюсь кратко, – сказал он. – Вчера сообщили, что Квицинский пришел к вам, чтобы дать поручение. Потом выяснилось, что он хотел подвергнуть вас гипнозу, так как предполагал, что вы можете что-то знать. Верно?
Слушая настороженно, Муртазина кивнула.
– Возникает вопрос: с чего вдруг Леонид Антонович набрел на такую мысль?
– Квицинский совсем сошел с ума, – быстро ответила она. – Только и говорил об этом аппарате… Боялся, что уйдет у него из-под рук, так ему хотелось получить первым… Всю душу вынул…
– За последние дни сколько раз с ним виделись?
– Ни разу… Вчера нагрянул внезапно…
Что было правдой. В записной книжке за последние шесть дней не было отметок о встречах с «М-а».
– Тогда как объясните противоречие, – сказал Ванзаров, поглядывая на пустой капитанский мостик.
– Простите, я вас не понимаю. Очень хочется сварить кофе. Могу угостить.
Кофе Ванзаров избегал. Горче чая, слабее водки, и в чем смысл?
– Противоречие очевидное, – ответил он. – Квицинский внезапно решает допросить вас об изобретении Иртемьева при помощи гипноза. Почему? Ответ один: он вспомнил мелочь, которую вы сообщили ему несколько дней назад. Тогда он не обратил на нее внимания. Зато теперь мелочь стала чрезвычайно важной. Извольте сообщить, что именно Квицинский у вас выспрашивал…
Горничная отвернулась, глядя в окно.
– Ничего определенного, смутные намеки…
– Госпожа Муртазина, вы убеждаете меня, что сами были не прочь раздобыть машину страха…
– Он не говорил про машину страха! – резко ответила Муртазина и осеклась. Но было поздно. Ванзаров благодарно кивнул. Люди часто исправляют оговорки других. Не всегда себе на пользу.
– Следовательно, Квицинский говорил с вами напрямик. Что он требовал вспомнить? Почему хотел подвергнуть гипнозу?
Сделав движение, как будто решилась сбежать, Муртазина прижалась спиной к шкафу. Деваться некуда.
– Он хотел знать подробности визита горничной Иртемьева к мадам, – ответила она чуть слышно.
– Горничная приходила 23 или 24 октября?
– Да, кажется, в один из этих дней… Точнее не помню…
– Почему она приходила?
– Не знаю… Прошла в гостиную, Елизавета Марковна приказала закрыть дверь… Я подслушивала, но они говорили шепотом… Ничего не разобрать.
Именно такая причина отыскалась в мысленных дебрях сегодня ночью. Теория оказалась верной.
– Ни 23-го, ни 24-го Лукерья прийти не могла по понятной причине, – сказал Ванзаров. – Следовательно, это была Вера Ланд. Не так ли?
Муртазина молчала.
– Что Вера сказала, когда вы ей открыли?
– Просила провести к мадам, – ответила она.
– У нее в руках был узелок или сверток?
– Нет… Не помню… Не знаю… Прошла и закрыла дверь в гостиную.
– Разве вас не удивил такой визит?
Горничная улыбнулась, как будто сила логики оплошала.
– Елизавета Марковна, ненавидя Иртемьева на словах и призывая на его голову кары небесные, втайне общалась с ним.
Новость не стала открытием. Недаром Ванзаров с логикой не сомкнули глаз.
– Чтобы Иртемьев окончательно не потерял связь с Адель Ионовной?
– Да, это так. После женитьбы на Афине, дочь отказала Иону Денисовичу от своего дома. Официально. Как требовали правила светского приличия. Но втайне, через мадам Рейсторм поддерживали общение. После смерти отца она даже не навестила Елизавету Марковну…
– А что Квицинский делал в гостиной? – продолжил Ванзаров.
– Ходил из угла в угол, вынюхивал, – с досадой проговорила Муртазина. – Даже не стеснялся спящей мадам…
Бывают слова, как щелчок пальцев. Ванзаров понял, что его смущает.
– Спальня мадам Рейсторм за этой дверью? – он указал на дальнюю стену.
– Разве не знаете…
– Когда последний раз давали ей капли?
Муртазина свела брови в задумчивости.
– Около десяти вечера.
– Ночью Елизавета Марковна не просыпалась?
– Кажется… Нет, – ответила горничная и вдруг прижала ладошку к щеке. – Ой, в самом деле…
Ванзаров направился к спальне. Горничная кинулась наперерез.
– Вы что! – закричала она. – Не смейте! Это спальня почтенной дамы! Как вам не стыдно!
Стыд чиновнику сыска иногда незнаком.
– Необходимо войти.
– Не смейте!
– Не слышен храп мадам Рейсторм.
Отодвинув Муртазину, которая яростно пыталась помешать, он распахнул дверь. Горничная вцепилась в руку, тянула назад, крича и ругаясь.
В спальне мадам шторы были задернуты. Дневной свет, проникавший из гостиной, ничего не скрыл. Еще не выпустив руку Ванзарова, Муртазина разобрала, что лежит на кровати, затихла и вдруг завопила тонким, отчаянным голосом, от которого хочется бежать, скрыться, исчезнуть, сгинуть, закрыв уши.
Бежать Ванзарову было некуда.
29
Екатерининская, 2
Корабельная служба приучает к порядку. Прибытков не мог успокоиться, пока последняя папка не встала на место. Старания дали прекрасный результат: редакция «Ребуса» выглядела так, будто непознанная сила ее не посещала.
