На всякий случай Вильчевский отстегнул клапан кобуры. Показалось ему, что Токарский готовит побег убийцы. Откуда взялась странная мысль, пристав не знал, но засела в мозгу крепко. Он только ждал, что девица вскочит, кинется к дверям, а доктор будет ее прикрывать. Тогда стрелять, не жалея патронов. Пусть Ванзаров не обижается.
Но горничная сидела как каменная.
– Она в стадии сомнамбулизма, – сказал Токарский.
– Спрашивайте, доктор, – попросил Ванзаров.
– Не ручаюсь за результат, Родион Георгиевич…
– Нужен любой результат, – последовал быстрый ответ.
Угроза побега отодвинулась. Но бдительности пристав не терял. Он слушал, что спрашивает доктор и односложные ответы горничной. Как вдруг на простом вопросе: «Кто приходил ночью?» – Муртазина резко откинулась на спинку стула и издала глухой звук, похожий на рык.
– Кто ты? – вдруг спросила она.
Токарский развел руками: он ничего не делал. Ванзаров знаком показал продолжать. Доктор ответил. И повторил вопрос.
– Ты хочешь знать? – все тем же странным, не своим голосом сказала Муртазина.
– Я жду ответ.
– Ты получишь ответ…
Горничная резко выгнулась, как будто что-то ударило ее в спину, и опала на стул.
– Уйди с моего пути, смертный, иначе участь твоя будет ужасной… Я сила, не подвластная никому… Уйди с дороги, глупец…
Муртазина выдохнула и повалилась на пол.
Пристав был наготове. Первым подбежал, чтобы скрутить руки. Его оттолкнули.
Девушка не подавала признаков жизни. Токарский рвал на ее груди рубашку и кричал, чтобы послали в аптеку, у него ничего нет. На помощь бросился Лебедев, в походном саквояже которого хранилось всякое. С помощью доктора он разжимал Муртазиной рот и вливал лекарство, потом делал укол и хлестал по щекам. Все было напрасно. Горничная не реагировала. Глаза ее остекленели, изо рта стекала слюна. Дышала чуть слышно, сердце давало редкие удары. Муртазина впала в полное бесчувствие.
Стоя над ней, Токарский качал головой.
– Господа, я знал, что кончится чем-то подобным…
Пристав хотел крикнуть: коли знал, зачем руками размахивал? Да только сдержался. Ему было все предельно ясно: доумничались. Доигрались. И вот окончательно приехали, здрасте, вам. Господам-то что – ушли и нет их. А у него труп на участке и убийца, которую нельзя отдать под суд. Неизвестно, когда очухается. Из дома умалишенных еще никто не возвращался.
Спасибо Родиону. Помог чиновник сыска, нечего сказать…
33
Гороховая, 2
Полковник боролся с желанием телефонировать. Не хватало, чтобы он испрашивал чиновника сыска. Пирамидов ждал Ванзарова с утра и чрезвычайно раздражался, что ожидаемого доклада не случилось. Заглянул помощник Сокол, сообщил, что прибыл некий господин Охчинский Константин Владимирович, ординатор больницы Св. Николая Чудотворца. Полковник разрешил впустить.
Вошел господин обычного вида, в котором не разглядеть доктора душевных болезней. Сняв шляпу и поклонившись, он отрекомендовался учеником профессора Тихомирова. Не далее как вчера учитель попросил оказать помощь доброму другу, который служит в охранном отделении. Вопрос деликатный, разглашению не подлежит. Охчинский не отказал в просьбе и теперь к услугам охранного отделения.
Видя столь похвальное рвение, нечасто встречающееся у интеллигентных людей и врачей, Пирамидов спросил, как поживает мадам Иртемьева, много ли у нее было посетителей. На что получил прямой ответ: посещения этой больной строго запрещены охранным отделением, распоряжение выполняется неукоснительно. Тогда полковник стал расспрашивать подробности о больнице. Охчинский отвечал бойко, не вызывая подозрений. А вот господина Квицинского он не имел чести знать лично, слышал о нем от Тихомирова.
– Профессор сообщил, в чем возникла нужда? – наконец спросил полковник.
– Как я понял, имеется некая дама, которую надо погрузить в состояние гипноза, – ответил Охчинский.
– Не только погрузить, но заставить раскрыть некоторые факты, которые она упорно скрывает. Или не помнит.
– Не составит труда… Какие именно факты?
– Об этом узнаете непосредственно перед сеансом. – Полковник подтолкнул к нему чистый лист бумаги и указал на чернильный прибор. – Извольте собственноручно составить обязательство…
Взяв ручку, ординатор макнул в чернильницу.
– В чем обязательство?
– Сохранить в полной конфиденциальности все, что услышите и узнаете на сеансе гипноза. Никакие сведения не подлежат разглашению под угрозой судебного преследования.
Немного удивившись, Охчинский быстро начеркал обязательство. Получив такой документ, Пирамидов был относительно спокоен.
– Где ваша дама? – спросил ординатор. – В соседнем кабинете?
– Содержится в Петропавловской крепости.
Видя, как изменилось выражение лица докторишки, полковник остался доволен: все-таки могут еще наводить страх. А то распустились образованные господа, волю почуяли, пора в чувство приводить.
– Как в крепости? – пролепетал Охчинский.
– Обычным образом. Арестована и заключена под стражу…
– Но… Но… – Ординатор никак не мог продолжить. – Профессор говорил о больной, он не упоминал о заключенной…
– Ему знать не следует. А что так испугались?
– Нет… Ничуть… Прошу простить, мне не приходилось проводить гипноз в тюремной камере.
Пирамидов поднялся из-за стола.
– Насколько знаю, у вас в больнице имеется отделение для буйных?
– Совершенно верно, имеется, – ответил Охчинский, тоже вставая.
– Решетки на окнах?
– Конечно, это необходимость…
– Тюремная камера ничем не отличается от палаты для буйных. Поверьте, разница невелика.
Охчинский замялся, жалея о том, что поспешно дал согласие и обязательство, но отказываться было поздно.
Ему приказали быть у ворот крепости через два часа.
34
Около Сенной площади
Не стесняясь прохожих, Лебедев налил мензурку «Слезы жандарма» и выпил. Токарский спросил, что за средство. Аполлон Григорьевич налил и ему. Доктор проглотил и не поморщился, чем вызвал глубокое уважение криминалиста: второй случай, когда человек не упал в обморок.
Мимо сновали кухарки и бабы, которые возвращались с рынка, другие шли навстречу с пустыми корзинами. На трех господ бросали придирчивые взгляды и бежали мимо. Городовой Ермыкин отдал честь и проследовал с обходом по каналу.
– Вам не в чем себя винить, Александр Александрович, – сказал Ванзаров.
Токарский протестующе мотнул головой.
