Дерзость была такова, что не подкопаешься. Действительно, чиновник сыска имел полное право не отвечать, чем вызвал тревогу. Бурцов понимал, что Пирамидов не побрезгует любыми средствами, лишь бы получить машину страха.
– Разве Владимиру Михайловичу мало аппарата, который вы ему передали? – все же рискнул Бурцов.
– Они догадались, насколько биометр доктора Барадюка красивая и бесполезная вещь, – ответил Ванзаров без тени чиновной обходительности. – Полковник обещал меня стереть в порошок.
– Не могу поверить, что вы испугались.
– Жаль остаться без жалованья и надежд на пенсию, – сказал Ванзаров с откровенно честным лицом. – Логичный выбор, ничего более.
Бурцову оставалось только надеяться, что Ванзаров не смог разгадать намек, уж больно откровенным казалось признание. Неужели и этот стальной характер согнули? Следователю не хотелось в это верить, но ничего иного пока не оставалось.
– Желаю успехов в сохранении жалованья и пенсии, – ответил он. – А у меня еще одна малоприятная новость…
– Кто-то сошел с ума? – спросил Ванзаров, как спрашивают о здоровье тетушки, от которой ждут не дождутся наследства.
– Представьте себе: преподаватель латыни в 3-й гимназии, тут недалеко, на Гагаринской, некий Образцов, известен непреклонным характером. Получить у него «отлично», все равно что написать речь на классической латыни. И вдруг на уроке негодяи-гимназисты лепечут вместо латыни всякий вздор, а он ставит высший балл. Причем уверен, что ученики говорят с ним на отборной латыни. Как вам такое?
Окончив филологический факультет университета по кафедре классических языков, Ванзаров знал, как сказывается на слабых мозгах тяжеловесный язык Марка Аврелия и Цицерона. Были случаи, когда профессора отправлялись прямиком в лечебницу душевнобольных и там продолжали выступления в римском сенате. Что говорить о школьном учителе…
– Откуда стало известно? – только спросил он.
– Директор гимназии, мой давний приятель, сообщил по секрету… Спрашивает, что делать? – сказал Бурцов, надеясь, что помощь будет предложена.
– Пусть обратится в общество экспериментальной психологии.
Надежды оказались тщетны. Ванзаров явно не желал быть прежним. Чем же его так приманил Пирамидов?
– Воспользуюсь вашим советом, Родион Георгиевич. Раз ничего другого предложить не можете…
– Предложить могу, – сказал Ванзаров. – За этим вас побеспокоил.
– Никаких беспокойств, – оживился Бурцов. – В чем дело?
– Необходимо выяснить, были ли господин, который превратился в петуха, и дама, которая жевала беличью шапочку, на приеме у доктора, который лечит гипнозом. Предполагаю, что это один и тот же доктор. Наверняка ваш учитель латыни побывал у него же.
Бурцов еще раз убедился в таланте Ванзарова задавать неудобные и чрезвычайно неприятные вопросы, особенно когда ответ на них известен.
– Это невозможно, – сказал Александр Васильевич со всей возможной строгостью.
– Почему же?
– Врачебная тайна… Да и как опрашивать людей? Они даже не свидетели.
– Я найду способ аккуратно допросить…
– Нет! – так резко выразился Бурцов, что сразу пожалел. Такие порывы выдают. – Незачем беспокоить напрасно…
Отделаться от Ванзарова вот так просто еще никому не удавалось.
– Есть другой способ, – сказал он. – Запросите у господина Вагнера, у них в обществе такие подробности известны.
– Прошу простить, но не могу вмешиваться во врачебную тайну, – сказал Бурцов, вставая и подавая руку. – Держите меня в курсе.
– В курсе чего? – спросил Ванзаров, отвечая на рукопожатие. – Я строго выполняю распоряжение господина Зволянского.
– Ну, так. Вообще в курсе событий, – ответил Бурцов, понимая, как нелепо выглядит. Не умеет он врать, как ни старается…
Уже развернувшись к двери, Ванзаров задержался.
– Если предполагали, что внезапное сумасшествие – результат действия машины страха, то отчего же не узнать, у кого эти жертвы могли лечиться?
Бурцов пробурчал нечто невразумительное.
– А если вам уже известно имя доктора, то почему оберегаете его? – не унимался Ванзаров, давя все сильнее на мозоль судебного следователя, редкая и мерзкая способность, надо сказать, чем окончательно разозлил Александра Васильевича.
– Ничего мне не известно, – буркнул он, понимая, что ничего не добился и хуже того: почти проболтался о чем не следовало.
– Как прикажете. – Ванзаров поклонился и вышел.
Как часто люди говорят все или почти все, старательно умалчивая или недоговаривая. Логика безжалостно указывала, что господин Бурцов скрывал имя доктора.
В кабинет влетел юный Петенька Войтов. Запыхался и еле дышал, как будто за ним гнались волки, галстук съехал, сорочка вылезла из ремня, а сам он имел вид всклокоченный.
– Так… Вот… же… Ван…фар…ров, – еле выговорил он, глотая воздух и указывая на дверь, в которой исчез Ванзаров. – Да… Как… же…так…
– Где вас носило, молодой человек? – Бурцов нашел жертву, на которой мог спустить раздражение. – Что вы себе позволяете?
Сбивая и запинаясь, Петенька доложил: прибыл в сыск, Ванзарова на месте не оказалось, чиновник сказал, что тот отбыл в один из полицейских участков. Какой именно – неизвестно. Вот он и обегал все ближайшие участки…
Юноша был в мыле и почти без сил. Желание устроить ему выволочку улетучилось. Бурцов в который раз убедился: хуже дурака только дурак старательный и деятельный. Ну, что тут поделать…
42
Фонтанка, 10
Владение собственным экипажем или пролеткой в полном распоряжении смягчает характер. Свобода передвижений дарит новые привычки. Ванзаров подумал, что не завернуть с Литейного на Фонтанку, проехав несколько кварталов, будет глупостью. Когда еще окажется время воспользоваться приглашением… Он приказал везти к Соляному городку.
Изделия Уральского общества обработки камней были многочисленны. Камни не трогали Ванзарова. Драгоценные, полудрагоценные и брильянты наводили на него скуку. Если камни не украдены или похищены, толку в них никакого. Из камней Ванзаров предпочитал древние. То есть руины Парфенона и римский амфитеатр, но как до них добраться, если даже в отпуск невозможно съездить.
Посетителей на выставке практически не было. Приказчик скучал около экспозиции и чуть не обнял Ванзарова на радостях, когда тот подошел к терему. Без лишних вопросов он сбегал за хозяином. Господин Зосимов вышел и поклонился в пояс, по-старинному, чем вызвал некоторую неловкость: Ванзаров не знал, как принято на Урале оказывать уважение старшим.
– Хорошо, что сдержали слово, – сказал Зосимов, поправляя зеленые очки. – Не пожалеете… Покажу диковинки…
