– Простейшую: водить вас, знать, где были. Вот я за вами третий день и гуляю. Сил не осталось. Спасибо, что поймали, теперь отдохну…
– Где и когда у вас встреча с Морфеем?
– Сегодня вечером у Матисова моста, со стороны больницы. Видать, не любит господин Морфей далеко от службы отлучаться. Сказал, чтобы был к семи, сам подойдет. Плохой он человек, хоть и доктор, – повторил Почтовый. – Страшно перед ним стоять, взгляд тяжелый, так и душит…
– Что еще для него делали?
Почтовый повел плечами.
– Да все то же. До вас приказано было ходить за чиновником из охранки. До среды за ним ходил. Потом вас было приказано вести…
– Фамилия чиновника из охранки Квицинский?
– Вам и это ведомо? – испугался Почтовый. – Говорил, не надо вас трогать.
– Филерский дневник ведете?
Лицо бывшего филера подернулось улыбкой.
– А то как же, привычка-с.
Ванзарова протянул руку:
– Блокнот.
Тон был таким, что отбивал желание возражать. Почтовый полез за пазуху и вынул грязную книжечку, из корешка которой торчал грызенный карандаш. Полистав записи, Ванзаров узнал график своих передвижений с комментариями в филерском стиле, то есть с яркими кличками. Но самое ценное – перемещения Квицинского занимали всего неделю и обрывались на вечере 27 октября. Записную книжку Ванзаров сунул в карман пальто.
– Пошли, – сказал он, застегиваясь.
Почтовый нахлобучил фуражку.
– Куда изволите?
– 3-й участок Казанской части. Место вам знакомо. Прошу. – Ванзаров указал направление к Офицерской улице.
– А для чего мне в участок, Родион Георгиевич?
– Оформим хулиганский поступок: половому в трактире поставил подножку. Получите сутки ареста и заплатите за разбитую посуду… Вы теперь состоятельный господин, триста рублей заработали. Шагайте.
Вести насильно Ванзаров не собирался. Прикасаться к бывшему филеру было противно, как к дохлой кошке. Сам пойдет. И Почтовый поплелся, кряхтя и жалуясь на судьбу, которая заставила совершить глупость.
47
Дом на Казанской
Доходный дом не самый респектабельный, не чета «Версалю», но в Казанской части считался одним из лучших. Простой публике жилье было не по карману даже на последнем, пятом, этаже, не говоря уже о лучших, втором и третьем. Поговаривали, что лет пятьдесят назад в доме жил друг Пушкина и великий польский поэт Мицкевич, хотя в какой именно квартире, уже никто не помнил. Может, нарочно выдумали, чтобы квартиры сдавать подороже.
Сын домовладельца, Егор Матренов, не в пример своим сверстникам был юношей рассудительным и положительного поведения. Не занимался глупостями, то есть не ездил кутить в частные театры, а изучал коммерческое дело на радость родителю. В юные года Егора привлекали не барышни, а барыши. Он спал и видел, как станет самым богатым домовладельцем столицы, а может, и всей империи. Для этого надо складывать копеечку к рублику, повышать квартирную плату и делать услуги жильцам, чтобы они не вздумали жаловаться на цены, а, напротив, были счастливы. Егор был безнадежно услужливым юношей.
Стоя во дворе этим утром, он только и ждал, кому бы услужить. Прежде устроил головомойку дворнику за плохо метенный тротуар перед домом, хотя дураку понятно: зачем мести, когда скоро лед грязь скроет. Дворник отправился с метлой на улицу, а Егор остался полновластным хозяином двора. Даме, которая спустилась по черной лестнице, явно требовалась помощь. Егор прекрасно знал Ирину Николаевну, впрочем, как и ее слабости, известные всему дому.
– Ах, да, голубчик… Мне нужна… Помощь, конечно, – ответила она на его приветствие.
Егор отметил, что дама выглядит уставшей, будто не выспалась, неопрятно одета и, кажется, в больших сомнениях.
– Что угодно-с, приказывайте, – с отменной вежливостью ответил он.
– Да, конечно… Угодно… Я ведь в дорогу собралась… Уезжаю… Ты знаешь…
– Куда изволите отбыть?
– Ах… Еще не знаю… Куда-нибудь подальше… Мир посмотреть… Так скучно сидеть на одном месте…
Будущий домовладелец, конечно, был наслышан о странностях Ирины Николаевны, но сейчас от нее пахло духами. И ничем иным.
– Желаете вещи спустить и извозчика прислать?
– Да, вещи… Они у меня там… – Она неопределенно махнула рукой. – На лестнице оставила… Снеси вниз, голубчик. Так зачем тебе стараться, прикажи дворнику. Он снесет. Он сильный.
– Ничего-с, мне в удовольствие, – ответил Егор и направился к двери, ведущей на черную лестницу.
Поднимаясь по ступенькам, он заметил темные следы, которые привели на второй этаж, прямо к квартире Ирины Николаевны: опять дворник поленился чисто вымыть. На лестничной площадке стояли три чемодана и корзина. Тут же лежал длинный куль, по виду ковер, завернутый в беленую ткань. Егор подумал, что состоятельные господа возят с собой ковры и заворачивают не в брезент, а в дорогой хлопок. Когда разбогатеет, тоже будет таким манером путешествовать.
Подхватив чемоданы, Егор не ощутил тяжести, как будто пустые. Ему хватило рук зацепить и корзинку. Сбежав вниз, он оставил багаж около Ирины Николаевны и вернулся за баулом. Этот груз оказался настоящим. Егор приподнял с одного конца и понял, что без дворника не совладает. Ковер оказался неподъемным, но показать слабость на виду постоялицы посчитал недостойным. Кое-как пристроившись, Егор подхватил куль под мышку и поволок по ступенькам. Другой конец ковра гулко шлепался о камень. Было тяжело, но дорога шла вниз. Толкнув дверь спиной, Егор выволок тяжесть во двор. Он надеялся, что уж тут дворник заметит, но хитрый татарин упрямо мел улицу.
Из последних сил Егор дотащил ковер, не бросил, а старательно опустил рядом с чемоданами.
– Ох, и тяжелый, – еле дыша, пробормотал он.
Ирина Николаевна задумчиво кивнула.
– Да, тяжело… Я, кажется, забыла нечто важное. Надо в дорогу. Надо вернуться… Голубчик, побудь с вещами, я скоро. – И она пошла к черной лестнице.
Оглядывая багаж, Егор подумал: что за странность? Хозяйка собралась в дорогу, а Наталья, горничная и кухарка, которая держит на себе дом, куда-то подевалась. Наверное, вещи укладывает.
Тут Егор заметил, что баул развязался. Опустившись на корточки, он растянул края ткани. И заглянул.
Услышав вопль, дворник Тагир перестал мести. Точно: хозяйский сынок орет. Да так, словно в него бешеная собака вцепилась. Еще не зная, что стряслось, Тагир кликнул городового Иванова, который топтался на своем посту. Мало ли что…
А то виноват всегда дворник…
48
Офицерская, 28
Пристав подозревал, что не может долго сердиться на Ванзарова, и теперь убедился окончательно. Когда чиновник полиции привел задержанного хулигана, Вильчевский, конечно, побурчал, что сыск занимается не своим делом, участку одолжения не нужны, но штраф в двадцать рублей выписал с большим удовольствием и отправил Почтового в общую камеру, для осознания проступка и непременного исправления. Бывшего филера не узнал или не пожелал узнавать.
