И тут же заметил взгляды, которые обращались именно к нему. Яцек знал, что самые красивые девушки живут в Варшаве. Но здесь, на Невском, чуть было не отказался от своего мнения. Такие красавицы попадались ему. И все, как одна, улыбались столь таинственно и маняще, что у Яцека заколотилось сердце. Неужто он имеет такой успех у столичных дам? Как чудесно. Впрочем, дамы не только улыбались. Одна или две подмигнули ему и сделали жест, словно звали за собой. Яцек, конечно, мечтал окунуться в роман и сгореть в любви дотла, но вот так сразу нырять не решился, надо же хоть немного посмотреть Петербург. Он шел дальше, кланяясь на призывные взгляды и не подозревая, что сгорать не требовалось, а получить любовь можно было за вполне сносную цену, причем уходить далеко от Невского не пришлось. Бланкетки держали квартиры поблизости.
Проходя мимо огромного Гостиного двора, Яцек не позволил себе заглянуть в яркие магазины, чтобы не потратить наличные деньги, которых было совсем мало. Покупку подарков отложил на последний день, когда можно будет не считать копейки. Он перешел Садовую улицу и вышел к саду, в котором виднелся памятник, как он знал, императрице Екатерине. И тут случилось странное. Яцеку стали улыбаться молодые мужчины. Да так нежно, что окончательно смутили варшавского юношу. Господа делали пальцем какой-то знак, которого Яцек понять не мог, и подмигивали. Это было столь странно и непривычно, что Яцек невежливо опустил взгляд и поскорее пошел прочь. Господа не отставали.
– Не желаете в баньку у Красного моста? – услышал он за спиной.
От страха Яцек не разобрал слов и уже совсем решился бежать, когда сзади кто-то крикнул: «Пошел прочь, тетка!» Раздались возмущенные возгласы, но преследователь отстал. Яцек обернулся.
– Пан Бронислав! Как рад вас видеть! – искренне соврал он.
Старший товарищ отряхивал перчатки, будто испачкался.
– Петербург не Варшава, – сказал он, оглянувшись на мужчин, которые отходили от них, возмущенно переговариваясь. – Изучить город по книгам нельзя… Опасность подстерегает на каждом шагу…
Яцеку стало стыдно. Да, он, как мальчишка-школяр, сбежал, стоило пану Брониславу отлучиться. И вот расплата. Он покаялся и принес извинения: ведь так скучно сидеть третий день в номере, глядя на модную одежду в шкафу. Юноше так хочется посетить театры, пройтись по набережным, посмотреть императорский дворец… Кстати, нельзя достать билеты в Александринский театр или оперу?
Пан Бронислав обещал, как только закончат дело, чем сильно обрадовал Яцека. Он был столь добр, что разрешил прогуляться обратно до гостиницы пешком.
– Пан Бронислав, а почему вы назвали того господина «тетка»? Или я неправильно понял слово?
Объяснение оказалось столь простым, что щеки Яцека загорелись от стыда. А может, холодный ветер надул. Юноша дал себе слово, что не позволит себе убегать из гостиницы, раз на улицах столько неожиданностей.
55
Дом на Миргородской
Курочкин, как обычно, появился ниоткуда. Доложил, что объект наблюдения задержан при попытке бегства с чемоданом и большим узлом. Находится в дворницкой, под арестом.
– Цыганским проклятием угрожала? – спросил Ванзаров.
– Путь попробует, – ответил филер столь спокойно, будто частенько принимал участие в турнирах колдунов, где дерутся не шпагами, а проклятиями.
Рада забилась в уголок между шкафом и стеной. Поджала ноги под сиденье шаткого венского стула, скрестив на груди руки и глядя на вошедшего чиновника сыска исподлобья. Перед ней стоял чемодан, который наверняка принадлежал покойному мужу и знавал лучшие времена и рестораны Ниццы. Черная шаль с красными цветами превратилась в узел, какой закидывают за спину в дороге, чтобы руки были свободными. Несмотря на спешные сборы, волосы Рады были гладко причесаны, она была в сером платье без кружев. Так одеваются домашние учительницы.
Сняв шляпу, Ванзаров отдал глубокий поклон.
– Прошу простить, мадам Штальберг, что задержали, – сказал он. – Это вынужденная мера, чтобы вы не совершили ошибку.
Рада недобро усмехнулась. Даже в кривой улыбке лицо ее оставалось красиво. Как брильянт в куче мусора.
– Обо мне заботишься, полицейский?
– Нет, о себе.
Ответ сбил с толку и заставил поерзать на стуле. Рада готовилась совсем к другому: биться до конца, а если придется – ногтями. Вместо драки – вежливые раскланивания.
– Неужто? – только дерзила она.
– Так точно, мадам. – Ванзаров опять поклонился. – Если бы сбежали, пришлось объявить вас в розыск. Вас нашли бы, допрашивали в полиции, чтобы убедиться в вашей невиновности. Зачем такие хлопоты? Мне они не нужны. Продолжайте петь в «Аркадии» для нижегородских купцов. Это лучшее доказательство вашей невиновности. В которой я не сомневаюсь.
В него впились черные цыганские глаза, от которых можно потерять голову, если она недостаточна крепка.
– Ты правду говоришь? – робко спросила Рада.
– Чтобы обманывать, цыганки должны разбираться в людях, видеть их слабости и недостатки. Вы должны сказать: правда или нет.
Она вскочила и подошла так близко, что почти коснулась его грудью. Не мигая, Рада всматривалась в его глаза, что редко кому было позволено.
– Ты похож на моего мужа, – вдруг сказала она и отшатнулась. – Такой же добрый и наивный. Ты чистый, к тебе грязь не липнет… Как же ты, такой, в полиции служишь.
Потребовалось собрать в кулак всю силу духа, накопленную за изучением греческих философов. А объяснять причины, почему он сменил академическую карьеру на сыск, было не к месту.
– Подтверждаю: вас ни в чем не обвиняют, – сказал Ванзаров. – Вы совершенно свободны, вам не запрещено покидать столицу. Могу донести чемодан и узел до квартиры…
Для пущего эффекта Ванзаров толкнул дверь, от которой отпрянул Курочкин. Как часто бывает с женщинами, Рада повела себя наперекор: уселась на стул, закинув ногу на ногу так, что из-под юбки высунулся носок ботиночка.
– Значит, уверен, что в смерти того человека нет моей вины?
– Факты указывают, – сказал он. – На встрече с Квицинским отрезали у него пуговицу. Когда отрезали клок волос, он заметил, схватил вас за руку. Вырвались и убежали. Сделали восковую куколку, напичкали ее цыганским колдовством. Только Квицинский погиб не от этого…
Рада блеснула глазами.
– Что можешь понимать в цыганской ворожбе?
– На кукле множество мелких дырочек, как следы от иголки. Как понимаю, колдовство имеет прямое применение: или утопить, или заколоть. Уколами старались доставить Квицинскому мучения. Но не убивать.
Она закрылась руками, как птица укрывается крыльями от налетевшего ветра. Так и сидела. Ванзаров ждал.
Наконец Рада открыла лицо, утерев глаза сгибом локтя. Плакала она беззвучно.
– Умный ты, Родион, – сказала она с тяжким вздохом. – И хитрый… Думаешь, не вижу, как подбираешься, словно змей ползешь… Ладно, говори напрямик, все расскажу, что пожелаешь.
