Пирамидов огляделся. Улица в оба конца безлюдна, его агенты у парадных дверей. Ничего не может случиться. Он только достал папиросу, чтобы разогнать вынужденное безделье дымом, когда в дальнем конце, на углу Таврической и Суворовского проспекта, показалась пролетка, которая повернула на таком скаку, что лошадь чуть не поскользнулась, извозчик еле удержал вожжи. Не сбавляя прыти, пролетка неслась по направлению к полковнику. Пирамидов успел бросить папиросу на тротуар, как на всем ходу из пролетки выпрыгнул человек без шляпы и поперек улицы бросился к дверям дома. Агенты не растерялись, встретили незнакомца, сомкнув плечи. Револьверы держались пока дулом вниз.
– Где полковник? – крикнул незнакомец, остановившись в шаге от агентов.
В свете уличного фонаря Пирамидов узнал Ванзарова. Хоть узнать было непросто: чиновник сыска выглядел так, будто сбежал с каторги.
– Ванзаров, ко мне! – крикнул он приказным тоном, чем невольно спас своих агентов. В охватившем раже Ванзаров мог помять сотрудников охранки.
– Крашевская наверху? – слишком громко для пустой улицы спросил он, как показалось Пирамидову.
– Откуда вы знаете… Как вы здесь оказались… Что вы тут делаете. – В замешательстве Пирамидов не мог выбрать правильный вопрос.
– Господин полковник, нельзя терять ни секунды! – опять закричал Ванзаров. – Там случится катастрофа!
– Да в чем дело-то? – не сдавался Пирамидов.
В ответ ему предъявили карточку молодого человека с росчерком.
– Три дня назад в парикмахерскую Локасевича пришел некий господин и попросил сделать юношу, который был с ним, в точном сходстве с этим портретом. На этом снимке Янек Гузик. Настоящий…
– Что значит настоящий? – еще защищался Пирамидов. Но чутье, которое он всячески изгонял, уже кричало ему в ухо: «Беда!»
Как фокусник, Ванзаров вытащил другой снимок.
– Узнаете этого человека?
Полковник имел такую память на лица, что мог не сомневаться: впервые видел.
– Это ординатор Охчинский. Он провел сеанс гипноза над Крашевской прямо в крепости?
– Твою ж… – невольно вырвалось у Пирамидова. Он все понял: его провели, как глупого щенка. Провели, что называется, на мякине. Обманули с такой откровенной наглостью, что стыдно носить погоны. Но что же сейчас происходит в квартире?
– Шум не поднимайте, – на ходу бросил Ванзаров и проскочил мимо расступившихся агентов.
Махнув жандармам, чтобы срочно выбирались из кареты, полковник опередил агентов, которые не могли взять в толк, что случилось. Он был еще на середине лестничного пролета, когда Ванзаров, что-то сделав с дверью, проскользнул в открывшуюся щель.
Неслышно миновав прихожую, Ванзаров укрылся за косяком проема, ведущего в гостиную.
Ярко горел свет. Посредине был установлен большой круглый стол. Справа сидели трое мужчин в вечерних костюмах. Лица их скрывали мешки из-под крупы, натянутые до шеи. Господа сидели, заведя руки за спинки стульев, очевидно, связанные. Перед ними лежал лист писчей бумаги, на которой виднелся текст, напечатанный на пишущей машинке. Напротив них находилась Адель Ионовна. Она склонила голову, сложила ладошки у груди и, кажется, молилась. Между нею и господами сидел молодой человек, испуганный до крайности, который поглядывал на кого-то, кто не был виден Ванзарову, и на мадемуазель Крашевскую. Старая знакомая была в новом черном платье, с красивой прической, свежая и румяная. Она улыбалась, настроение ее было отличным. Вероятно, потому, что в руках держала по револьверу. Один ствол целился в затылок Адели Ионовны.
– Скорее, милый, мне не терпится, – сказала она.
В такие моменты логика должна помалкивать. Действовать надо не думая.
Ванзаров сделал из укрытия широкий шаг и дунул в полицейский свисток, рассчитывая, что пронзительный визг собьет с толку и даст несколько лишних секунд, чтобы спасти ее… Только до стола было слишком далеко…
Боковым зрением он заметил, что справа метнулась черная тень и исчезла за гардинами, украшавшими боковой выход из гостиной, зацепив треногу фотоаппарата. Прибор рухнул на пол. В остальном расчет оказался верным: выстрела не случилось. Крашевская замерла, разглядывая его с таким интересом, будто не узнавая, но быстро пришла в себя. Правая рука уже поднимала ствол.
– Ах ты, шпик мерзкий!
За спиной Ванзаров слышал топот вбегавших жандармов. Чтобы спасти Адель Ионовну, он готов был принять пулю, но не было надежды, что Крашевская не разрядит ей в голову другой револьвер. С расстояния в полвершка промазать невозможно. Погибать напрасно так нелогично…
Не думая, а надеясь на мышечную память, Ванзаров выбросил левую руку и ощутил пальцами холод фарфора. Ваза стояла на консоли. Вторым движением, почти не целясь, он метнул старинную вещь. Сверкнув белой молнией, ваза угодила Крашевской в лоб и разлетелась осколками. Удар был такой силы, что электрическая женщина выронила револьвер, целившийся в Ванзарова, и, пошатнувшись, схватилась за виски обеими руками. Оставалось два прыжка, чтобы закончить дело и спасти Адель Ионовну.
Над правым ухом Ванзарова что-то сухо треснуло.
– Нет! – успел он крикнуть.
Мочалов как с цепи сорвался. С перекошенным бешенством лицом он всаживал в Крашевскую пулю за пулей. Она вздрагивала, но упрямо держалась на ногах. Только четвертая пуля толкнула ее в грудь и свалила окончательно.
– Спета твоя песенка, гадина, – проговорил ротмистр, опуская револьвер.
Юноша, чрезвычайно похожий на варшавского медиума, пребывал и без гипноза в глухой каталепсии. Взгляд его был неподвижен, он сидел прямо, будто палку проглотил, и только повторял:
– Прошу паньство, естем актожем театра варшавскэго… Прошу паньство, естем актожем театра варшавскэго…
В гостиную вбежал Пирамидов и первым делом бросился освобождать пленников, дав перед этим команду догнать сбежавшего. Стараясь не думать, какую глупость совершил: собрал все силы у главного входа и забыл про черную лестницу. Но кто вообще мог додуматься, что такое случится… А еще полковник старательно избегал смотреть на жену своего начальника, которая была совсем не похожа на ту, что приходила в его кабинет. Выискивая мелкую ложь, он не заметил ложь огромную и дерзкую, что могла слишком дорого обойтись… Узнать об этом визите чиновник сыска не должен никогда…
Среди суматохи Ванзаров подошел к Адели Ионовне.
Она подняла на него бледное, вытянувшееся лицо.
– Простите меня, – неслышно прошептали ее губы.
Ванзаров сдержанно поклонился.
– Понимаю, как устали, но позвольте один вопрос: вы приезжали в охранное отделение, чтобы попросить Пирамидова привести на сеанс Крашевскую?
Адель Ионовна чуть заметно покачала головой:
– С полковником мы незнакомы, а я бы никогда не решилась беспокоить подчиненных мужа.
