Что удивительно, портье и других, не менее знатных гостиниц, кичившихся тем, что оберегают покой гостей как зеницу ока, сдавались под шелест купюр немедленно и без сопротивления. Братцы Лисы одержали одну за другой блистательные победы в «Эрмитаже» на Невском проспекте, в «Гранд-отеле». В «Пале-Рояль» на Пушкинской улице, в «Париже» на улице Гоголя и в «России» на Мойке. Гостевые книги были их боевыми трофеями. Тщательно изучив добычу, они не находили ничего, что заслуживало внимания и потраченных денег.
Оставалась гостиница «Европейская» на Михайловской улице. Привычно очаровав портье и ловко сунув в честную ладонь купюру, Лисы занялись изучением списка постояльцев. Пока история повторялась. Неверов водил пальцем, Крайс проверял для надежности. Как вдруг в самом конце страницы, там, где отмечали недавно прибывших, Неверов остановился на одной строчке. Ногтем он показал Крайсу на находку.
– Очень может быть, – согласился Рыжий Лис. – Неужели вот так, в открытую приехал?
– А что ему сделается? – ответил Черный Лис. – Скромный путешественник. С Англией у нас войны нет, пока. У него же на лбу не написано: военный преступник.
– Ты его хорошо помнишь?
– Главное, чтобы он нас не помнил, – ответил Черный Лис, утягивая братца в тень пальмы в кадке. – Посидим-поглядим… А там видно будет.
– Вандаму дадим знать?
– Куда спешить? Надо разнюхать, узнать наверняка, а гусь этот никуда не денется.
Они устроились на диванчике, так удачно расположенном, что мимо него никто не смог бы пройти незамеченным. Переговариваясь вполголоса, Лисы не стали даже закрываться газетами. Это все игры дилетантов. Настоящие разведчики знают, что секрет невидимости куда как прост: главное, чтобы ты видел противника, а он тебя нет. Нужно быть скромным. Хотя бы внешне. И враг непременно попадется на собственной наглости.
• 33 •
Скромному гостю Ивлев предложил стул. Но тот предпочел держаться у стены. И так опытно цеплялся взглядом за мебель, шкафы и окна, словно размечая диспозицию, что старый сотрудник сыска расхотел донимать его расспросами. Зато гость не отказался от свежего номера «Листка», в котором стараниями Феди Чушуева (псевдоним А. Гранд) в разделе «Происшествия» появилась беллетризованная сводка из полицейских участков.
– Хорошо, что репортеры не все узнают, – сказал гость, возвращая газету.
– Кто же им даст-то все, пьяницам ненасытным…
На этом разговор оборвался. Гость предпочитал хранить молчание, а Ивлев старательно занимался бумагами.
Ванзаров вошел и попросил прощения за опоздание.
– Пустяки, для мирной жизни час-другой ничего не стоит, – заметил Ендрихин, садясь не на предложенный стул, а на тот, что выбрал сам. – Как продвигается расследование?
– А я наивно полагал, что вопросы – это мое преимущество, – сказал Ванзаров, отодвигая локтем нетронутую стопку дел, будто с укором смотревшую на него.
– О, так я попал прямиком на допрос. У меня есть право на защиту и адвоката?
Ендрихин хоть и шутил, но глаза его не смеялись, а цепко держали на мушке чиновника сыска.
– Какой допрос? О чем вы?! – Ванзаров расплылся в душевной улыбке. – Разговор без протокола. Тем более, неровен час, вы меня будете вызывать на доклад…
Его прощупали и сочли равным, то есть осведомленным соперником.
– Это только слухи, – не юля, ответил ротмистр. – Ничего не решено. Во всяком случае, для вас даже теоретически это может грозить только новыми перспективами.
В благодарность Ванзаров ответил кивком.
– Мне уже обещали много приятных сюрпризов, – заметил он. – Вернемся к вчерашнему происшествию… Кстати, где провели вечер?
Ендрихин сдержанно улыбнулся.
– У меня алиби: я был на «Докторе Стокмане». И вы меня видели.
– Я вас не видел…
– Зато я видел вас… – строго заметил Ендрихин.
– Театр, в котором аншлаг и публика в восторге, – нет лучше места, чтобы спрятаться. Билетик не сохранился?
Словно зная заранее, о чем спросит Ванзаров, Ендрихин положил на стол помятый билет в театр Корша.
– Вот если бы так всегда было, – сказал Ванзаров. – Чуть что – документ!
– Чистая случайность…
– Кстати, каким оружием вы сражались за свободу буров?
Опять Ендрихин задержался с ответом, словно взвешивал каждое слово.
– Лично я был репортером.
– Не сомневаюсь. Спрошу по-другому: каким оружием сражались русские добровольцы?
– Плохим и ненадежным, какое выдавало правительство буров. Ружья, револьверы.
– А шпаги? – спросил Ванзаров.
– Заниматься фехтованием в открытом буше под пулеметным огнем – это развлечение слишком изысканное.
– Я ничего не понимаю в военном деле. Проклятая наивность… Так что князь хранил в сейфе?
– Разве мы должны это обсуждать? – спросил Ендрихин с вызовом.
– Можем найти другую тему, – согласился Ванзаров. – Например, за что вы получили свое прозвище.
Вопрос показался совершенно пустячным. Ендрихин был спокоен.
– Эти милые провинциальные буры решили, что я похож на генерала Вандама.
– Разве нет?
– Ничего общего.
– Да, буры большие фантазеры, что с них взять – крестьяне, – согласился Ванзаров. – Как им только взбрело в голову сражаться за независимость и прочие идеи.
– Сам удивляюсь, – ответил Ендрихин.
Все-таки ручка смотрела с вызовом, так и целилась пером в его совесть. Ванзаров переложил ее за чернильницу, чтобы не попадалась на глаза.
– Господин ротмистр, – сказал он, складывая руки на груди. – Беседа с вами доставляет истинное удовольствие, но…
– Как убили Багратиона?
Вопрос был задан столь твердо, что обойти его было трудновато. Да и незачем?
– Как сами полагаете, исходя из полевого опыта репортера?
– Вероятно, ножом.
– Нет, шпагой…
Ендрихин хотел резко ответить, что шутки на такие темы неуместны, но быстро убедился, что шутить никто и не думал.
– Как это понимать?
– У меня нет готового и логичного ответа, – сказал Ванзаров. – Но его можно поискать.
– Как?
– Я готов предложить вам сделку, ротмистр.
– Интересно услышать такое предложение от чиновника сыскной полиции, – сказал Ендрихин. – Что продаете?
– Меняю. Вы ведь не смогли пока включить все ваши связи, чтобы добиться снятия печати?
Ендрихин ответил молчанием.
