Ничего не случилось. Звон задерживался. Чашка стояла на столике чуть дальше. Она подумала, что совсем лишилась рассудка и ей мерещится. Чтобы не закричать, она глубоко вздохнула и заметила, что рядом держится чья-то тень. Ирэна быстро оглянулась. Ей поклонился моложавый господин приятного, располагающего вида, с пышными бакенбардами и доброй, почти наивной улыбкой, какую так обожают барышни. Он изысканно поклонился.
– Прошу меня простить за дерзость, но я счел за лучшее не дать вашей чашечке превратиться в осколки… Но если вы прикажете, расколошмачу ее в ту же секунду!
Лицо его было столь милым и открытым, что Ирэна невольно улыбнулась.
– Благодарю вас, я немного задумалась… – проговорила она.
– Одно оправдывает, Ирина Станиславовна, мою невежливость знакомства с дамой в публичном месте, так это то, что мы с вами знакомы…
– Простите? – Ирэна всматривалась в него, пытаясь вспомнить, когда они могли познакомиться. Такое лицо она наверняка бы запомнила…
– Нет, не говорите мне, что я ошибся! – Господин ткнул кулаком в лоб на манер плохих актеров, изображающих сильные страсти. – Я не мог допустить такую ошибку! Вы же госпожа Заварская? Дочь знаменитого профессора Петербургского университета?
Ирэна еле заметно кивнула.
– Я предпочитаю, чтобы ко мне обращались «пани Ирэна», – сказала она, чувствуя, как жизнь возвращается к ней.
– О, простите великодушно! – Господин довольно комично изобразил отчаяние. – Я не знал! Как я виноват перед вами!
Ей было смешно, но Ирэна держала улыбку на поводке.
– Ну, перестаньте дурачиться… Я вас не помню, кто вы?
– Всего лишь один из студентов вашего великого отца, – последовал ответ. – Один из тысячи, что прошли мимо него, незаметные и восхищенные его талантом…
– Вы вовсе не незаметный, господин…
– Гурович, Михаил Иванович… – Его бакенбарды смешно вздрогнули, когда он поклонился. Впрочем, скорее мило, чем смешно. – Как вам вчерашний спектакль? – продолжил он.
Это воспоминание было неприятным. Ирэна невольно вздрогнула.
– А вы… там были?
– Не смог пропустить! Такое событие! Как принимала публика!.. Какой бешеный успех молодых москвичей! Пьеска, надо сказать, скучнейшая, но наша публика умеет найти и в безобидной вещи крамолу. А вы видели, что случилось потом?
– Видела… – тихо сказала Ирэна.
– Ужасно… Ужасно… – Гурович горестно поводил головой. – Это насилие, эта толпа, кричащая лозунги…
– Там были казаки…
– Они выполняли свой долг… Конечно, нельзя было так разгонять невинных зрителей. Да и что за дурацкая затея делать из мирных студентов врагов народа? Я не разделяю таких взглядов…
Ирэна не хотела продолжать этот разговор, но что-то не давало ей уйти. И кофе давно остыл.
– Там было страшно… – сказала она.
– О да! Такое не забывается… Я был свидетелем удивительного случая… Представьте себе: мечется толпа, носятся разъяренные кони, падают люди, и в пучине этого кромешного ада стоит девушка, очаровательная, хрупкая и беззащитная. И на эту девушку несется казак с нагайкой, сейчас он ее затопчет, сметет…
Она не чувствовала пальцев, они словно заледенели.
– И что же дальше?
– А дальше случилось невероятное… – Гурович, сделав рукой трагический жест, продолжил: – В это трудно поверить. Но я настаиваю, что так оно и было…
– Да говорите же… – не выдержала Ирэна.
– Откуда-то из темноты, словно сотканная из ветра, явилась фигура. Разглядеть ее было невозможно, темно, фонари еле светят. Этот человек или призрак в последний момент, когда, казалось, катастрофа уже неизбежна, буквально из-под копыт бешеного коня выхватывает барышню и уносит прочь, сохраняя для жизни прекрасный цветок…
Ирэна не смогла больше терпеть. Она спрятала лицо в ладонях и заплакала, беззвучно и отчаянно. Это было такое облегчение. Значит, она не сошла с ума и все это случилось на самом деле. Столько мучений как рукой сняло. Ирэна вспомнила, что она девушка, в которой течет польская кровь, так что надо брать себя в руки. Быстро промокнув кончиком платка слезы, Ирэна улыбнулась. Гурович выглядел встревоженным и напуганным.
– Простите, простите меня, что напугал вас… – говорил он взволнованно.
– Напротив, я так благодарна вам… – проговорила Ирэна. – Вы помогли мне…
– Да в чем же?
– Эта барышня… Эта девушка… – Ирэна наконец решилась, шагнув, как в омут: – Это была я…
Изумлению Гуровича не было предела. Он долго охал и отказывался принять такое невероятное стечение обстоятельств, пока Ирэна не приказала ему ей поверить. Он тут же согласился.
– Это так чудесно… – сказал он. – Такие истории случаются раз в жизни, чтобы навсегда изменить жизнь…
– Вы полагаете? – доверчиво спросила она.
– Вероятно, да… Так вы не знаете, кто был этот призрак?
Она только развела руками.
– Как бы много я отдала, чтобы узнать, кто он… Выразить благодарность мою… и отца.
– Думаю, я смогу вам помочь, – сказал Гурович, задумчиво разглядывая окно, за которым виднелась сырая Михайловская улица.
– Вы шутите? – строго спросила Ирэна. – Это жестокая шутка.
– Разве я позволил бы?
– Тогда скорее расскажите, кто он! Умоляю вас…
– Я не могу быть вполне уверен…
– Все что угодно! Любая подробность…
– А почему вы так хотите его найти?
– Разве об этом надо спрашивать? Он спас мне жизнь… Разве этого мало?
– Иногда спасти жизнь значит оказать человеку медвежью услугу…
Ирэна не понимала и не желала понимать, что за философию тут разводит этот господин.
– Если вы знаете этого человека, прошу вас… – ей потребовалось набраться сил, – скажите, кто он.
Гурович был сдержан, напускная веселость, немного раздражавшая Ирэну, куда-то делась, и теперь он казался совсем другим человеком: строгим и немного печальным.
– Я обещаю, что помогу вам его найти, – сказал он, и Ирэна как-то сразу в это поверила. И как могло быть иначе?
• 36 •
Аполлон Григорьевич неплохо проводил время. Поймав в коридоре департамента невинных жертв, он волок их в лабораторию и заставлял делать ужасные и непристойные вещи: макать пальцы в чернильницы. Чиновники пытались спорить, возражать и даже обещали жаловаться, но великий криминалист для каждого находил веский аргумент: показывал кулак размером с добрую дыню и обещал выкинуть в окно, чтобы проверить крепость сырого льда Фонтанки. Доведет ли он угрозу до исполнения, никто проверять не решился. Репутация говорила сама за себя. Чиновники сдавались, совали в чернильницу по одному пальцу и промакивали им по бумажке, которую подсовывал Лебедев. На них еще покрикивали, чтобы отпечаток выходил аккуратно. Вскоре половина департамента ходила с черными пальцами, плюя на них и стараясь оттереть платком, а другая пряталась как можно дальше.
