Навстречу выскочил очередной подопытный, сквозь зубы проклинавший «самодура» и «хама». Это были самые невинные прозвища, что заработал Лебедев в этот день.
– У них и так черные души, так вы еще и руки им метите, – сказал Ванзаров, разглядывая выложенные на просушку листки.
Лебедев, не кивнув для приветствия, разглядывал в лупу оттиск.
– Хоть на что толковое сгодятся, – ответил он, не отвлекаясь. – Надо дактилоскопию прививать, толковый метод. Да вам он не нужен, психологика всесильна.
Эту шпильку следовало пропустить мимо ушей: мало ли в каком настроении великий гений.
– Пристав сказал, что вы загостились у него в морге чуть не до трех часов ночи.
– Да, малый явно взялся за голову. Не спал, трудился, чиновников загнал…
– Что дали ваши старания?
Бережно отложив листок, Лебедев зевнул львиной пастью.
– Ну, дали… Вы и так все знаете…
– Аполлон Григорьевич, я принес извинения…
– Не в этом дело. Все так очевидно, что… – Лебедев помедлил, – что прямо ума не приложу.
– Венецианская шпага?
– В том-то и дело…
– Хотите, развею ваши сомнения, – сказал Ванзаров, немного отодвигаясь, не так чтобы из страха, но на всякий случай.
– Вот только на мне психологику не надо оттачивать!
Как ни угрожающе это прозвучало, Лебедев был склонен выслушать.
– Начнем с визита призрака…
– Кто бы сомневался…
– Князь слышит звонок в дверь. По ряду причин он ведет себя осторожно…
– Каких причин?
– Об этом чуть позже… Он не готов к визиту, идет к двери в носках, спрашивает, кто там, и открывает. После чего немедленно получает удар шпагой, падает и умирает на лестничной площадке…
– Ничего нового, пойду спать… – Лебедев даже не шелохнулся.
– После чего призрак бежит по лестнице, до изумления пугает дворника отсутствием головы и благополучно исчезает в ночи. Что странно: зачем ему понадобилось вытирать пол в прихожей? Там ему делать совершенно нечего…
– И зачем, по вашему просвещенному мнению?
– Сейчас к этому придем… – сказал Ванзаров, словно вскочив на конька и понукая его изо всех сил. – Призрак в плаще, в шляпе и со шпагой. Как вы себе представите в таком виде вытирание пола?
Лебедев усмехнулся.
– Забавная картина, взглянул бы…
– С другой стороны, если князь открыл и увидел призрака, почему он не среагировал? Человека, вернувшегося с войны, таким маскарадом не напугать…
– Он бы что-то успел сделать…
– То есть он не ожидал удара.
– Хотите сказать, что это был свой?
– А кто же еще? – спросил Ванзаров.
– Это вы мне скажите, – последовал ответ. – Зачем вообще его убивать?
– Необработанные самородки.
– Это вы про себя, про меня или про нас обоих? – Наконец-то Лебедев расплылся от удовольствия.
– В сейфе у князя хранились алмазы на очень крупную сумму.
– А это как узнали?
– Открыл сейф. Только он пуст…
Аполлон Григорьевич по-мальчишески присвистнул и полез за сигаркой.
– Вот оно куда повернулось… – сказал он. – Значит, все-таки призрак следы за собой затер, какой аккуратный…
– Вот вы ругаете психологику… – с явно подчеркнутой досадой сказал Ванзаров, – а теперь объясните, как возможно, чтобы человек напялил плащ с треуголкой, убил другого человека шпагой и вынул у мертвого ключи из штанин…
– Это с чего взяли? – насторожился Лебедев.
– Ключи лежали в кармане зубчиками наверх. Так никто себе в карман не положит. Но может сделать тот, кто кладет их со стороны и не собирается больше вытаскивать!
Прикинув, как это могло быть, Лебедев возражать не стал. Незаметно он увлекся.
– Ловко… – только сказал он. – Дальше…
– Дальше – больше: вынул ключи, открыл сейф, украл камни, предусмотрительно вытер за собой пол и еще успел напугать дворника. Не забываем, на какой риск он идет: тело лежит на лестнице. Это какое хладнокровие надо иметь?
– Закаленное войнами и убийствами.
– Вы полагаете?
– А вы? – эхом отозвался Ванзаров.
– Друг мой… – Сигарка устроилась в зубах криминалиста. – Говорите напрямик, кто убийца, и поедем к актеркам, они нас заждались…
– Важно не кто убийца…
– А почему он шпагой действует?
– Венецианская шпага важна, но не настолько…
– Но тогда – камешки!
– Это существенно, но…
– На вас не угодишь! Займусь отпечатками, тут все ясно. – И Лебедев принялся рассматривать следы.
Ванзаров стал наблюдать за ним. Аполлон Григорьевич выдержал меньше минуты. Аккуратно отшвырнув лупу, он тяжко вздохнул:
– Нет, ну что за субъект!
– А что случилось? – спросил Ванзаров.
– Не стыдно вот так водить за нос друга и убеленного сединами старика?
– Я вам пытаюсь сказать, а вы мне не даете.
– Кто не дает? – вспыхнул Лебедев. – Я не даю? Да я только и даю, что… Хорошо, говорите. Внимаю благоговейно…
Такой момент стоил того, чтобы потянуть его подольше. И Ванзаров потянул, пока Лебедев не начал скрипеть зубами. Как конь, что рвет удила.
– Неужели не заметно, что в убийстве есть нечто совершенно лишнее и кое-чего, исключительно важного, не хватает?
Лебедев затаил дыхание.
Ванзаров вспомнил, что опаздывает, извинился, кивнул и стремительно скрылся. Вслед ему несся угрожающий рык зверя, глубоко раненного любопытством.
• 37 •
Ендрихин занял место в дальнем конце зала. Ему отлично удавалось изображать беззаботного господина, озабоченного только тем, как бы убить часок-другой. Он раздавал улыбки барышням, которых всегда много в «Польском» по причине изумительных пирожных. Он беззаботно поглядывал в окно и на вход и даже попросил у официанта свежую газету, все тот же вездесущий «Листок». Время уходило стремительно. И чем меньше его оставалось, тем труднее было Ендрихину.
Когда на большом циферблате стрелки показали, что минул час, Ванзаров покинул свой столик, расположенный как можно ближе к дверям, и пересел к ротмистру.
– Месье не придет, не надо иллюзий, – сказал он, отхлебывая кофе так, словно ему особо делать нечего.
– Завидую вашему спокойствию, – сказал Ендрихин, скулы которого от напряжения заострились.
