Год от года мастерство его росло. Сеня проживал по разным гостиницам, и везде после этого случались крупные проигрыши в карты или прочие неприятности. Догадаться, что виновник этому Сеня, было затруднительно. Он попался лишь несколько раз, когда слабые духом жулики указывали на него как организатора. Но доказать в суде что-либо серьезное было невозможно. Сеня Графин отделывался пустяковым сроком, что только добавляло ему авторитет, и возвращался к прежней жизни. С недавних пор поступали в сыскную полицию сообщения, что Сеня занял негласный трон в столице и теперь чуть ли не все приезжие обязаны явиться к нему за благословением. Не забыв его процент…
Ванзаров сел за его стол и пожелал приятного аппетита. Сеня обрадовался гостю, предложил немедленно разделить трапезу, особенно графинчик водки, без которого не садился за стол. Организм его обладал исключительным свойством: он мог прикончить два-три графинчика. Когда новый знакомый уже валялся под столом, Сеня оставался практически трезвым.
– Как поживаете, Родион Георгиевич? – говорил он, наливая рюмочку и пододвигая к Ванзарову.
– Потихоньку ловим жуликов и мошенников… – Ванзаров не прикоснулся к рюмке, хотя желание пришлось осадить.
– Скажите пожалуйста! – искренно удивился Сеня. – В столице нашей богоспасаемой империи еще не перевелись жулики? Хоть бы глазком на них взглянуть…
– Могу предоставить такую возможность.
– Да неужели?! – Сеня легким взмахом опустошил рюмку.
– Подберу камеру с твоими коллегами, чтоб вам веселей было обмениваться опытом.
Сеня излучал чистую наивность.
– Да за что же в камеру, Родион Георгиевич?
– Был бы человек, а камера в нашем полицейском государстве всегда найдется, – сказал Ванзаров и убрал рюмку из поля зрения. Слишком мешалась.
– Эх, господин Ванзаров, такое удовольствие видеть вас, а вы все стращаете…
– Не, Семен, пугать я тебя не намерен…
Интонация сильно не понравилась Графину. Он нюхом чуял, когда становилось горячо.
– Да в чем дело-то? – спросил он, быстро соображая, кто и за что мог сдать его в этот раз. Ничего такого, о чем стоило волноваться, не нарисовалось.
– А дело в том, Сеня… – Ванзаров взял паузу, чтобы опытный противник проникся серьезностью момента, – что теперь все от тебя зависит. Ты человек умный, не шваль уличная, а потому делаю тебе конфиденциальное предложение… – помедлил Ванзаров, показывая, что уважает интеллект Графина. – Или мы тихо, без протокола, потолкуем кое о чем, или, если станешь ваньку валять, обещаю новую запись в твоей карточке. Выбирай…
Графин усладил душу рюмкой и воспитанно вытер губы.
– От дружеского разговора с вами, господин Ванзаров, никогда не откажусь…
– Благодарю за честь. Так что, Сеня, какие у нас гости прибыли, скажем, за последние две недели?
Пояснения не требовались, оба отлично понимали, о чем идет речь.
– Да какие нынче гости, – усомнился Графин. – Сами знаете: не сезон. Да и пост Великий. Кому охота лишний грех на душу брать. А вот с мая, когда потеплеет, тогда уж потихоньку двинутся…
Это была правда: сезон афер начинался вместе с путешественниками, которые прибывали в Петербург к маю, теплу и белым ночам.
– А что варшавские гастролеры?
Семен отрицательно покачал головой.
– Никаких сомнений, эти мимо меня всяко не проскочат…
– Может быть, одесские, ростовские или тифлисские? – не отступал Ванзаров.
– Не сомневайтесь, и носу не показывали…
– А если новенькие – молодые и дикие?
– Хотите сказать, проскользнули мимо Графина? – Сеня расцвел, как отец семейства, который гордится успехами деток. – Таких смельчаков не сыскалось еще. Мир у нас тесный, закон знают все. А те, кто не знает, тот не жилец.
Осведомители сообщали, что свой авторитет Графин заработал не только умением общаться, но и больными уроками тем, кто не хотел делиться и не уважал порядок. А без порядка в воровском деле нельзя. Грабить тоже надо с умом. Чтобы разложить по времени, гостиницам, вокзалам и кабакам. Раз Графин за этим присматривает, значит, без его ведома не смей соваться. Вот укажет, когда и где, – гуляй душа. Только делиться не забывай. Ванзаров не стал тратить время на очевидное для обоих.
– Тогда плохо дело, – сказал он.
Графин уловил, что зухер
[17] не шутит. Да и кто будет в таком душевном разговоре шутки шутить. Но лезть с расспросом ему не полагалось.
– История больно нехорошая вышла, – сказал Ванзаров. – Какие-то ушлые ребята прокатали подвеску польской королевы и сняли большой куш…
– Насколько большой? – не удержался Графин.
– Слишком большой. Худо другое: за собой кровь оставили. Вот так, Семен. А ты говоришь, у вас порядок…
Новость заставила Графина отодвинуть рюмку. Случай немыслимый: мошенники никогда не убивали своих жертв. Это не нужно, бессмысленно. И совершенно другая статья.
– Кто? – только спросил Сеня.
– Такой важный человек, князь, что теперь к нам летучий отряд мчится. Столицу перетряхнуть как следует.
– А эти зачем сдались?
– Так ведь дело политическое. – Опасное слово Ванзаров произнес по буквам, чтоб до Графина дошло, какая печальная история всем светит.
– А почему…
– Газетам рот прикрыли, чтоб пикнуть не смели.
Вот это был совсем дурной знак. Когда власти скрывали убийство, воровской мир знал, что неприятности будут у всех.
– Думай, Сеня, крепко думай, что делать, – продолжил Ванзаров. – Сам понимаешь: ты в картотеке, слава твоя известна, деваться тебе некуда.
– Родион Георгиевич, но как же… – Графин, кажется, совсем потерял аппетит. – Вы же знаете, что я тут ни при чем. Вы же справедливый…
– Я, конечно, знаю, но офицеры летучего отряда тебя спросят по-своему.
– Так что ж делать?
– Поднимай всех и ищи пропажу: камешки необработанные в кожаном мешочке. Как найдешь, сразу дай знать, сам не трогай, они больно «горячие»…
Семен очередью пропустил две рюмки и перевел дух.
– Сделаю, что смогу… С меня причитается за то, что предупредили…
От такого удовольствия Ванзаров отказался. Он только указал на человека, что одиноко пил чай, и спросил, не знает ли его Семен.
– Этого офицера в гражданском? Сидят тут тихонько своей компанией. Такие же, как он… Все-таки не желаете перекусить?
Ему напомнили, что не время теперь обедать. Семен кивнул официанту и на правах постоянного посетителя скрылся, не заплатив. Был он сильно мрачен и озабочен.
