Гурович успел привести себя в надлежащий вид. Пиджак был надет наспех: одна манжета короче другой, а жилетка, застегнутая в торопливости, топорщится на смятом бугорке сорочки. Неурочного гостя приняли с открытым радушием и выразили полное удовольствие его визиту. Со вчерашнего дня в кабинете ровным счетом ничего не изменилось. Лишь пролитый чай указывал, что перед тем, как его впустили, тщательно прятались документы. Ванзаров громко понюхал воздух.
– Прекрасный одеколон, – заметил он. – Запах первых роз. Как из оранжереи.
– Да, люблю быть в форме, – ответил Гурович, тайно втягивая ноздрями воздух. – Надеюсь, вы заметно продвинулись в расследовании.
– Вы просили ставить вас в известность при получении любой важной информации. Можно сказать, что в деле произошел качественный скачок. Установлен мотив убийства.
– Неужели? – Гурович был занят тем, что оправлял жилетку.
– Могу заверить, что это не имеет ничего общего с революционным террором.
– Отрадно слышать…
– Это банальное воровство, – сказал Ванзаров и стал ждать, когда смысл его слов дойдет до Гуровича, суетливо занятого собой. И это случилось. На него посмотрели с некоторым интересом.
– Воровство? Я не заметил в квартире следов кражи… И что же украдено?
– Ценность пропала из сейфа.
– Из сейфа… – повторил Гурович, все еще не поборов утреннюю неповоротливость мысли. – Из сейфа?! – наконец поразился он. – Из сейфа?!! А что там обнаружено?
– В сейфе обнаружена пустота, – скала Ванзаров.
– То есть я хотел спросить: что пропало из сейфа?
– Мешочек необработанных алмазов, которые князь Вачнадзе привез из Южной Африки.
– Так это что же получается… – только проговорил Гурович, не до конца совладав с языком.
– Пристав 3-го участка завел дело о краже. Это в его компетенции. Все чиновники брошены на поиски пропавшего. Вчера пристав от рвения даже арестовал итальянский театр в полном составе.
Некоторые новости бодрят не худе чая. Гурович был собран и внимателен, хотя и не растерял вальяжности и обаяния.
– Родион Георгиевич, объясните мне: каким образом пристав открыл сейф? – спросил он, добродушно и мягко.
– В кармане убитого князя лежали ключи.
– Прекрасно. А кто ему дал право срывать мою печать?!
– Ротмистр Давыдов отчаянно сопротивлялся, но я ему приказал, – ответил Ванзаров.
– Вы ему приказали… – откликнулся Гурович и продолжил не менее ласково: – А на каком основании?
Ванзаров извлек волшебный сверток с подписью губернатора и своей фамилией.
– Вы мне предоставили особые права для расследования этого важнейшего дела, – сказал он. – Я действовал в рамках своих полномочий.
– В самом деле, предоставил… – сказал Гурович в задумчивости. – Вам она еще требуется?
– День или два. Пока не возьму вора и убийцу.
– Для дела, конечно, пользуйтесь… А кто знал, что в сейфе хранились бриллианты?
– Ротмистр Ендрихин дал показания.
Гурович пропустил тень брезгливой гримасы на лице.
– Ах, этот… Боевой товарищ-доброволец…
– Ротмистр был крайне удручен пропажей камней.
– Ну, еще бы! Такой куш…
– В связи с этим мне необходимо допросить филера, – сказал Ванзаров.
Добродушие Гуровича не подвело.
– Какого филера? – спросил он исключительно вежливо.
– Того, что вел за князем Вачнадзе негласное наблюдение в вечер убийства. Я должен задать ему несколько вопросов. Он наверняка видел убийцу, но, возможно, не понял, кто это был. Я помогу ему вспомнить.
– Родион Георгиевич, вы ошибаетесь: нет и не было никакого филера. Князь не та персона, чтобы держать его под негласным наблюдением. У нас людей наперечет, а тут следить за верноподданным.
Ванзаров глубоко задумался. Настолько глубоко, что Гурович стал выразительно поглядывать на часы.
– Это разрушило всю мою логику, – наконец сказал он.
– Очень жаль, что доставил вам эту неприятность, – сказал Гурович утешающе. – Вам по-прежнему нужен особый мандат?
– Да, нужен… Теперь придется подбираться к нему в обход.
– Вам что, известен убийца?
– Предполагаю, где его искать.
– Это вам психологика подсказала? – Гурович дружелюбно подмигнул.
– В каком-то смысле. Но в основном – неопровержимые факты.
– Не будете столь любезны сообщить их мне?
– Непременно. Вы первый ознакомитесь с протоколом. А пока вынужден сослаться на тайну следствия.
– Ах, тайна следствия…
– Именно так. Убийца будет предоставлен вам с полным набором улик и доказательств.
– Вы еще что-то нашли? – спросил Гурович, поднимаясь и тем показывая, что время аудиенции давно прошло. Ванзаров не стал задерживаться.
– Пока логические выводы, – ответил он. – Осталось подкрепить их фактами.
– Как подкрепите, сразу дайте знать. – Гурович протянул руку для прощания. Ванзаров пожал крепкую ладонь и обещал исполнить приказ непременно.
– Прошу простить, Михаил Иванович, позвольте один вопрос? – обернулся он, стоя в дверях.
Разумеется, ему позволили. Но только один.
– Некий Пилсудский Юзеф проходит по вашему учету?
– А вам для чего знать? – Гурович заметно стал раздражаться. В самом деле, сколько можно. Все утро пошло насмарку.
– Мне надо понимать, имеет ли он отношение к этому делу.
– Уверяю вас: никакого. Пилсудский – студент-недоучка, решивший посвятить свою жизнь так называемому освобождению Польши. Способности средние, но амбиции сверх меры. Метит в вожди, а был пойман на глупейшей ошибке: соседям в Вильно надоел шум от типографии, где он с женой печатал подпольную газетенку. Да и тираж у нее смехотворный.
– А где его жена? – спросил Ванзаров.
– В Варшаве, где же ей быть. По глупости нашей судебной системы была признана невиновной и отпущена из зала суда. Хотя следовало ее… – Гурович вовремя осекся. – Надеюсь, это все?
Это было действительно все, что нужно было Ванзарову.
• 51 •
Полковник Миллеров редко испытывал такое бессилие. В самом деле: ситуация столь тупиковая, что непонятно, как из нее выбираться. Он слушал подробный доклад Александровича о выполнении задания и понимал, что у них нет никаких зацепок. Единственная здравая идея оказалась ошибочной. Сэр Бредли, оказывается, ищет в России не мести, а выгодной коммерции. Никого другого на роль беспощадного убийцы найти не удалось. При этом Ендрихин так и не получил обещанного назначения, и ко всему прочему из сейфа пропал их общий фонд помощи. Начальник штаба должен был признать поражение. Пора уезжать в Киев и тихо жить в отставке. Сидеть под яблонями в садочке, а в торговый субботний день гулять на майдане, толкаясь возле повозок с сеном, или мешками муки, или кавунами
[20], или глиняными крынками. Лущить семечки на пробу и пить горилку с заезжими селянами, чтоб на душе прояснилось. А может, податься в степь под Полтаву, лечь в ковыль и смотреть, как в небе кружит беркут. Или махнуть в Европу на последние деньги и забыть про все. И бросить в холодном Петербурге боевых товарищей-добровольцев? Нет, коли погибать, так всем вместе…
