В кухне Бага погремел посудой и вышел на улицу, громко топая. Вернулся через несколько минут с полной кастрюлей воды и поставил ее на крохотную плиту, состоящую из одной конфорки.
Я тоже поднялась и просто накинула покрывало на голое тело, внимательно наблюдая за действиями Богдана. Я не знала, о чем говорить, а Суворов психовал и даже не пытался это скрыть.
Глава 29
Я начинала медленно, но верно закипать. И тоже решила обидеться! Я, между прочим, на природу не собиралась и на разговоры по душам не нарывалась. Душу грыз большой такой, упитанный и неимоверно наглый червяк сомнения и чувства вины. А еще было очень стыдно. Потому что как дура себя повела. Два раза. То гадкое чувство, когда понимаешь, что здорово накосячила, хочется отмотать время назад и поступить по-другому, но… Но! Машину времени еще не изобрели. И лекарства от сомнений тоже!
Резко обернулась и ушла в комнату. Наскоро обтерлась влажными салфетками, натянула шорты и майку, стараясь избавиться от гнетущего ощущения, которое продолжало нарастать в груди. Перевела взгляд на окно и… Сразу все Суворову простила. Оптом. Завизжала на одной ноте и, одним прыжком оказавшись в кухне, повисла на Богдане как мартышка, обвив его руками и ногами. Я бы и на голову залезла, если бы могла. Вцепилась так сильно, что Суворов крякнул и чуть присел под моим весом. Болезненно скривился и склонил голову, хоть как-то желая уберечь собственный слух.
– Майя, что?! – гаркнул он, пытаясь перекричать меня.
– Кто, Суворов, кто! Паук! Огромный, мохнатый, длинноногий паук, – трясущимися губами сообщила я, не желая покидать свое уютное, а главное, безопасное место, и еще сильнее прижалась к Богдану.
Через пару мгновений его тело начало содрогаться, а еще через секунду Бага, не сдерживаясь, заржал! Громко, заразительно и жутко обидно!
– Богдан, убей его, а, – жалобно попросила я, сильнее стискивая бедра Суворова ногами и ерзая, чтобы забраться повыше.
Богдану стало не до смеха:
– Он уже умер, – серьезно сообщил он мне, – от твоего визга у бедного паука случился разрыв сердца.
– Гад, – решила я. – Вези меня домой, я не останусь в одном доме с пауком.
– Будем спать на улице, – решил Богдан, поддерживая меня под бедра одной рукой, а другой нахально забираясь под майку, невесомо поглаживая спину и обводя пальцем позвонки, отчего я заерзала с еще большим усердием.
– Суворов, я не буду этим заниматься, пока жив паук, – сообщила ему, понимая, к чему дело идет.
– Он не страшный, – прошептал Богдан, не отрываясь от своего занятия, – и тебя не съест.
– Он же смотрит! – завопила я, спрыгивая на пол.
Суворов не сразу понял, о чем я, а потом снова заржал. Конь! Натуральный конь!
– Он обещал отвернуться, – еле сдерживая смех, пробормотал Богдан, но губы его так и норовили разъехаться в широкую ехидную улыбку.
– В общем, так: либо он, либо я, выбирай, – скрестила руки на груди, с вызовом глядя в глаза Богдану.
– Я даже не знаю, – Суворов пожал плечами. – От паука хоть толк есть, он мух ловит. А от тебя, Майя, одни убытки и нервные потрясения.
Такого хамства я стерпеть не могла. Схватила первое, что попалось под руку, и замахнулась для броска, но Бага как-то пригнулся, в один шаг приблизился ко мне и закинул на плечо. Стало крайне неудобно, живот сдавило жесткое плечо, а горячая ладонь от души шлепнула по пятой точке. Я взвизгнула и попыталась вырваться, замахав одновременно руками и ногами, уронив колбасу, которой и собиралась швыряться, и чуть было не сверзилась на пол. Богдан удержал меня и зашагал к треклятому окну с еще более треклятым пауком.
– Драться будешь? – уточнил он, подходя к кровати.
– Нет, – сдавленно пробурчала я. И тут же была поставлена на ноги, а Богдан подошёл к окну и взял этого монстра голыми руками, спрятал в ладонях и вынес на улицу. – Надеюсь он не вернется, – облегченно выдохнула я, опускаясь на постель и пряча лицо в ладони. Щеки горели, а кончики пальцев, наоборот, заледенели. Что поделать, моя арахнофобия неизлечима. Пауков я боюсь панически и ничего с собой поделать не могу.
Сама не заметила, как вернулся Богдан и сел на корточки передо мной. Осторожно убрал ладони с лица и серьезно на меня посмотрел:
– Все в порядке? – участливо поинтересовался он.
– Не уверена, – меня передернуло от одного воспоминания о монстре на окне.
– Все хорошо, я с тобой, – Суворов нежно погладил мои запястья большими пальцами.
– Точно? – поинтересовалась я, но мы оба знали истинный смысл моего вопроса.
Я хотела быть уверенной в нас. Хотела знать, что не обманет больше. Я хотела верить.
– Точно, – твердо пообещал Богдан, неотрывно глядя мне в глаза.
– Не знаю, почему сбежала. Испугалась, – заговорила я. – Это глупо, но мне казалось, что ты не очень хорошо обо мне подумаешь и… выгонишь, – закончила уже шепотом.
– Мышка, ты обалдела, да? – почти сочувственно поинтересовался Суворов. – Откуда у тебя столько комплексов?
А вот об этом я рассказывать не хотела. Не только рассказывать, но и вспоминать тоже. Нет, я, конечно, потом отомстила, но осадочек остался слишком горький.
– Детские травмы, – отшутилась я, притягивая к себе Богдана и утыкаясь носом ему в шею.
Страх постепенно уходил, а его место занимало что-то щемящее, крохотное, пушистое и теплое. Как котенок. Кот Богдан.
Суворов гладил меня по голове, перебирая пряди волос. Он был совершенно спокоен, и это передавалось мне. Постепенно дрожь уходила, а дыхание восстанавливалось. Я опустила ладонь, поглаживая спину, на которой еще алели царапины, оставленные мной в нашу первую ночь. Провела подушечкой пальца по одной, отчего Богдан вздрогнул, но комментировать не стал.
Мы сидели так несколько минут, наслаждаясь объятиями и прикосновениями, пока у меня не заурчало в желудке.
– Бага, я есть хочу, – признала очевидное.
Суворов нехотя разорвал объятия и потопал в кухню накрывать на стол. Нарезал бутерброды и отварил пельмени, пообещав, что вечером разожжет костер и запечет мясо, заботливо спрятанное в холодильник.
