Как бы то ни было, очень скоро стало ясно, что немецкая армия не способна решить проблему продовольствия. Подготовка тактических схем и организация армий явно взяли верх над более прозаическими вопросами основных потребностей населения. К счастью для стратегов, Баллин, который ранее уже подготовил документ на ту самую тему поставок продовольствия, смотрел на вещи более дальновидно. В начале августа Министерство внутренних дел, внезапно осознав, что ситуация требует неотложных мер, отрядило своего представителя поговорить с Баллином в Гамбурге. Как оказалось, поездка того стоила – на встрече возникла идея создать частную организацию для поставки продовольствия населению.
«Имперский магазин» («Reichseinkauf»), как его назвали изначально, начал свою деятельность в Гамбурге под прямым контролем HAPAG. Организация посылала своих должностных лиц в нейтральные страны специально для того, чтобы закупать основные продукты для гражданского населения Германии. К январю организация разрослась до таких масштабов, что понадобилось переехать в более вместительные помещения в Берлине. Теперь она находилась под прямым контролем государства и взяла новое имя: Центральная торговая компания (Zentraleinkaufsgesellschaft). После переезда в Берлин HAPAG продолжала играть важную роль в концерне – она посылала представителей компании за продовольствием по долгосрочным контрактам с заморскими партнерами9. Помимо Баллина, были и другие немецко-еврейские дельцы, которые прилагали все силы, чтобы поставки продовольствия продолжались. Карл Мельхиор, еще один гамбуржец, обеспечил то, что Центральная торговая компания называла «самым успешным примером своей деятельности»10. После того как Мельхиор был ранен и комиссован из армии, этот энергичный, прямолинейный человек с ненасытным интеллектом возглавил делегацию в Румынию в начале 1915 года. Вернулся он с контрактом на поставку Центральным державам 2,25 миллионов тонн зерна, что предотвратило самые серьезные перебои11.
Несмотря на усилия Баллина, Мельхиора и им подобных, еда, а точнее ее нехватка, стала постоянной проблемой для гражданского населения Германии. Всего через несколько месяцев сражений покупатели в берлинских пекарнях обнаружили пустые полки, а в начале 1915 года правительство ввело первые карточки на хлеб в столице12. Тем временем Алиса Саломон, выдающийся социальный реформатор немецко-еврейского происхождения, вычислила, что доступность белка уже упала примерно на 33 %13. Перебои с продовольствием неизбежно повлекли за собой рост цен на базовые продукты, хотя правительство и пыталось установить потолок цен для основных товаров. И все же последствия инфляции и перебоев были крайне неоднородны. Для рабочего класса обед из «Schmalzbrot» (хлеба со смальцем) с картошкой быстро начал считаться чем-то вроде пиршества. Но в то время как одна часть общества рылась в мусоре в поисках объедков, богатейших граждан Германии ситуация совершенно не затронула. Так, Теодор Вольф, регулярно записывавший в дневнике свои гастрономические пристрастия, отметил «очень обширное» меню в «Дресселе», одном из роскошнейших ресторанов Берлина: «икра, омлет с трюфелями, палтус, мороженое»14.
В конечном итоге, ответственность за проблемы Германии с поставками продовольствия лежала на правительстве (полностью состоящем из мужчин) – ведь оно было избрано, чтобы защищать своих граждан и заботиться о них. Но работа по решению этих проблем почти полностью оказалась в руках женского населения страны. Проще говоря, ожидалось, что женщины должны исполнить свой патриотический долг и извлечь все возможное из доступной провизии. Генриетта Фюрт, член «SPD» и выдающаяся активистка феминистического движения, точно выразила это ощущение в своей «Поваренной книге войны»: «Так же, как мужчины в армии защищают благополучие родины, так и мы, женщины, хотим бережливой простотой способствовать победному исходу этой жестокой войны, чувствуя ответственность за все население»15.
Хотя Фюрт выпустила свою книгу скорее для общей, а не еврейской аудитории – пусть даже она сама была немецкой еврейкой и гордилась этим, – ее аргументация встретила благосклонный прием у основных еврейских организаций. В конце концов, ортодоксальные общины давно считали, что женщины лучше всего приспособлены для того, чтобы обеспечить в своей семье соблюдение ритуальных требований в еде. Но и либеральные евреи согласились с важной ролью женщин в домашнем хозяйстве. Например, Сидди Вронски, реформатор общества наподобие Фюрт, объясняла главной еврейской общине Берлина, что обязанность домохозяйки – «подавать на стол питательные и разнообразные блюда вопреки всем ограничениям»16.
Произносить патриотические речи о необходимости чем-то жертвовать было относительно просто за обеденным столом. В реальности убедить людей изменить привычки в питании оказалось гораздо сложнее. Так, попытки правительства экономить мясо ни к чему не привели. В 1915 году был введен ряд дней без мяса, когда нельзя было продавать мясные продукты. Но, как лаконично заметил Теодор Вольф, это привело лишь к тому, что население «взяло в осаду мясников» накануне17. Лилли Манес и Минна Шварц, организовавшие еврейскую суповую кухню в берлинском Шарлоттенбурге, столкнулись с похожей реакцией общественности. Они внедрили у себя часть продовольственной политики правительства, заключавшуюся в том, чтобы есть картофель в мундире, а не очищенным, но эксперимент оказался провальным. Люди попросту отказывались употреблять в пищу неочищенный картофель, а вместо этого просто ели больше хлеба. Одна из работниц кухни взяла дело в свои руки. Она сама очистила картофель для восьми человек, накладывая им порции, «просто чтобы они не отдали еду обратно»18.
Попытки заставить людей съесть картофелину, приготовленную необычным образом, были одной из наименьших проблем, связанных с едой, с которыми приходилось иметь дело еврейским общинам. Раз импортировалось меньше продукции, то и поставки кошерной пищи оказались урезаны. И хотя количество евреев, соблюдавших кашрут, за пределами ортодоксальных общин было невелико, ограниченная доступность кошерных продуктов все же создавала существенные затруднения. Так, многие либеральные иудеи большую часть времени питались некошерной пищей, но возвращались к иудейским законам питания по особым случаям, таким как религиозные празднества, в первую очередь как к средству сохранить этническую идентичность19. Одним из способов обойти перебои с поставками было использование альтернативных ингредиентов. Еврейская община в Берлине снизошла до использования ржаной и картофельной муки в приготовлении мацы на Песах, убедив единоверцев, что такие перемены приемлемы в рамках религиозных требований и «только немного подпортили вкус»20. Также стала популярной замена свежих ингредиентов на консервированные варианты, но опять же скорее из необходимости, чем из соображений вкуса. Например, одна фирма во Франкфурте сделала хорошую прибыль на мясных консервах с сертификатом соответствия религиозным требованиям – эти консервы, как утверждал производитель, могли храниться до десяти лет, если соблюдены условия хранения21.
Поскольку пища была важна не только для здоровья населения, но и для состояния умов, власти активно преуменьшали любые дефекты системы. Если верить немецким пропагандистам, Центральная торговая компания свела к нулю последствия морской блокады Германии Антантой. Действительно, было почти абсурдно думать, что немецкий народ испытывает нужду в чем бы то ни было. Открытка, которую послал домой с фронта один еврейский солдат, воплотила именно это послание с помощью юмора. Под заголовком «Английский голод!» на открытке была изображена группа солдат цветущего вида, позирующих рядом с двумя большими скелетами животных. И если брать во внимание пухлого человека с ножами мясника, немецкая армия точно не испытывала нехватки продовольствия. Однако у семьи солдата, получившей открытку, вероятно, было меньше поводов для смеха. Перебои с продовольствием, рост цен и ежедневная давка в очередях перед магазинами стали частью жизни в тылу. Война становилась всеобщей, и географическая удаленность от полей сражений мало что значила.
