Впрочем, военное командование Германии не слишком заботилось о культурных различиях. Они уже решили, что восточные евреи в ответе за распространение грязи и болезней, которые угрожали подорвать боевую мощь немецкой армии. Доклад немецкой администрации в Варшаве сообщал, что евреи составляют более 90 % зараженных тифом. В докладе объяснялось, что это в значительной степени связано с низкими стандартами гигиены среди еврейского населения: «Неописуемая грязь в тесных и темных домах, повсеместная жизнь рядом с ворами и мошенниками, всевозможные паразиты и отвратительная личная нечистоплотность создают шокирующую картину распространения заразы среди беднейших еврейских слоев общества»49.
Мнение немецко-еврейских солдат о восточных евреях не слишком отличалось от мнения остальной армии. Большинство из них было в настоящем ужасе перед основными условиями жизни, которые с западной точки зрения были подобны «возвращению на несколько столетий назад»50. Роберт Эрман, еврейский солдат, служивший на востоке, запечатлел на фотографии, где две женщины и мужчина роются в отбросах в поисках соли, отвратительные условия, царившие там. Вокруг изображенных – унылый пейзаж из мусора и разрушенных домов. Как бы то ни было, вспоминая эту сцену, он – как и многие немецко-еврейские солдаты – стремился дистанцироваться от восточных евреев. Это были, как он писал под фотографией, «бедные евреи», а не образованные западные евреи, полностью интегрированные в современное общество, вроде него самого. Никто ярче не выразил это желание дистанцироваться, чем Виктор Клемперер, который заключил, что ни под каким видом не «принадлежал к этому народу». «Я принадлежал Европе, Германии, – продолжал он. – Я благодарил моего создателя, что я немец»51.
Но немецко-еврейские солдаты все же не сумели полностью закрыть глаза на своих восточных собратьев по вере. Они могли относиться к восточным евреям подозрительно, критично или даже со страхом, но еврейство этого народа было несомненно. Несмотря на влияние хасидского движения, все же было ясно, что немецкие, польские и русские евреи являются носителями единого религиозного наследия и следуют единому календарю религиозных празднеств. И поэтому, когда солдаты требовали кошерной пищи, когда им нужны были книги или даже место, чтобы отпраздновать шаббат, они часто обращались к местному населению. Так, по прибытии в Хелм Арнольд Тенцер, служивший раввином в Бугской армии, сумел получить разрешение занять главную синагогу города на день. Выгнав местное еврейское население – из боязни заболеваний, – Тенцер провел собственное богослужение для немецких войск, основанное на теме «чувства долга и веры в Бога»52.
Прагматизм казался залогом выживания на востоке. Как мудро замечал один из коллег Тенцера, жить здесь – значило «оставить позади западноевропейские представления о форме и красоте»53. Для тех немецких евреев, кто мог или хотел последовать этому совету, первые месяцы в чужой стране стали временем культурных открытий. Среди грязи и безысходности определенно скрывалась религиозная красота, ожидающая, когда ее обнаружат. Даже сам Тенцер, так и не оттаявший окончательно по отношению к восточноевропейским евреям, сумел найти много восхитительного в своем новом окружении. В статье для газеты Бугской армии он восхвалял убранство главной синагоги в Брест-Литовске. «На восточной стене, вокруг ковчега, – объяснял Тенцер, – прекрасная резьба по дереву, тянущаяся примерно на 20 метров и высотой около шести метров, изображающая различные моменты синагогального ритуала»54.
Хотя на восточных территориях можно было обнаружить свидетельства кипучей еврейской жизни, местное население все же оставалось причиной разочарования. Так, Макс Боденхеймер вспоминал, как местные нарушили богослужение в синагоге для военных в городке Скерневице. Служба, по-видимому, была в самом разгаре, когда вдруг несколько «совершенно недисциплинированных» еврейских юнцов вломились в главный вход и женскую галерею. Порядок был восстановлен только когда вошли солдаты, чтобы унять незваных гостей55. Опыт Боденхеймера в Скерневице отразил всю суть проблем KfdO. Комитет прибыл на восток при поддержке наступающей немецкой армии, полный решимости использовать имеющееся еврейское население как колониальных первопроходцев. Вместо этого он обнаружил группу евреев, не только разительно отличающихся от евреев Западной Европы, но еще и возмущенных появлением своих немецких единоверцев. Кажется, местное население не очень-то хотело быть колонизированным.
Модернизация востока
В 1915 году венский журналист Натан Бирнбаум, прославившийся изобретением термина «сионизм», опубликовал собственное возражение на колониальные планы KfdO. Он отвергал любые намеки, что восточноевропейские евреи хоть в какой-то степени являются в культурном плане немцами. «Восточные евреи – не немцы, точно так же, как они не русские или не поляки, – настаивал Бирнбаум. – Они отдельный народ, подобный другим народам и соизмеримый с ними»56. Другие писатели постепенно пришли к тому же заключению, что и Бирнбаум. Адольф Грабовски высказал мнение, что между немецкими и восточноевропейскими евреями существует значительное различие. В то время как первые, несомненно, являются «частью немецкого культурного сообщества», вторые «живут исключительно в еврейском культурном сообществе»57. Раз восточноевропейские евреи не собирались помогать в колонизации востока, для них срочно требовалось найти новую роль. Реакция немецкой армии был прагматичной. Вместо того чтобы рассматривать восточных евреев как потенциальных партнеров, они избрали стратегию реформ по отношению к евреям, находящимся в их власти.
Однако масштаб цивилизационной миссии немецкой армии был огромен. К тому моменту, как обстановка на Восточном фронте в конце 1915 года стабилизировалась, немцы занимали примерно 160 000 квадратных километров российской территории, и под их прямым контролем оказалось несколько миллионов восточноевропейских евреев. Столь обширная территориальная экспансия открывала немецкой армии огромное поле деятельности, хотя Ратенау лукаво намекал, что на самом деле им следует идти на Санкт-Петербург, а также, «если возможно, на Москву»58. Чтобы помочь в управлении обширным регионом, находившимся теперь под контролем Германии, было принято решение образовать различные административные округа. Российская Польша была разделена на немецкую и австрийскую части, а Литва, Курляндия и Белосток-Гродно остались под прямым контролем армии, считаясь округом «Ober Ost» («Oberbefehlshaber der gesamten Deutschen Streitkräfte im Osten») 59.
Как в Польше, так и в «Ober Ost» немецкие оккупанты столкнулись с масштабной задачей восстановления и ремонта, причем понемногу приводить в нормальное состояние нужно было не только физическую инфраструктуру – местное население также нуждалось в срочной помощи. Потрясения войны в сочетании с суровой зимой особенно тяжело сказались на восточноевропейском еврейском населении. В городке Кобрин члены местного сообщества при синагоге так изголодались, что дрались за любую еду, какую могли найти, даже в какой-то момент за заплесневелый хлеб: «Они выхватывали его у нас из рук; они собирали с земли крошки», – рассказывал русско-еврейский писатель С. Ан-ский60.
