Легитимация восточноевропейских евреев значила также легитимацию их культурных мероприятий. С тех пор, как Гершом Шолем в 1970-х годах впервые популяризировал термин «культ восточных евреев», историческая литература зациклилась на теме встречи немецко-еврейских солдат с восточноевропейской еврейской культурой75. Одним из ярчайших примеров этого феномена стал Франц Розенцвейг, в то время – молодой еврейский солдат, служивший на Балканах, впоследствии прославившийся шедевром еврейской философии «Звезда избавления». Розенцвейг, большую часть войны находившийся на Балканах, проводил свободное время в наслаждении окружающим миром. В Скопье он восхищался «еврейской жизнью» сообщества сефардских евреев, затем в Варшаве благоговейно наблюдал, как молятся и поют хасидские дети. «Я никогда не слышал ничего подобного», – изумлялся он76. Розенцвейг был далеко не одинок в своем восхищении восточноевропейскими евреями. Многие немецкие евреи, оказавшиеся на востоке, будь то фронт или администрация «Ober Ost», исследовали простую жизнь евреев, среди которых оказались, и часто записывали свои впечатления едва ли не с антропологическим любопытством. Теодор Розенталь как высокообразованный немецкий врач был шокирован «болезнями, нищетой и грязью» еврейских домов. И все же «чувство причастности» то и дело тянуло его снова посетить беднейшие еврейские кварталы в Польше77.
И все же этот культ, если он вообще существовал на самом деле, никогда не сводился лишь к наслаждению аутентичностью еврейской жизни в Восточной Европе: речь шла и о введении этой культуры в рамки, чтобы сделать ее понятной для западноевропейской аудитории. Театр на идиш, до войны ограниченный иммигрантскими еврейскими сообществами Центральной Европы, – идеальный пример такой смены облика. В «Ober Ost» немецкие власти, якобы в порыве воодушевления своим окружением, активно поощряли ранее ликвидированные труппы собираться заново. Представления на идиш оказались популярны у немецких офицеров, реклама и обзоры даже печатались в армейских газетах78. Разгадкой успеха театра была его доступность. Посетить представление на идиш до оккупации значило бы изо всех сил пытаться понять группу актеров-любителей, говорящих со всевозможными акцентами, при этом все время пришлось бы сидеть среди шумной и буйной толпы. Под бдительным взором немецко-еврейских представителей оккупационной армии новые труппы театра на идиш, такие как популярная Вильненская труппа, ставили профессиональные спектакли, равно доступные евреям и остальным немцам79.
Каким бы занимательным ни был театр на идиш, еврейский мир, порождением которого он был, все же оставался во многом непонятным для немецкой общественности. В попытке сломать эти барьеры Герман Штрук с поэтом Гербертом Ойленбергом опубликовали сборник повседневных зарисовок, предназначенных для знакомства немецких читателей с населением и культурами востока. Листая книгу, читатели должны были обнаружить подробные зарисовки восточноевропейских пейзажей работы Штрука рядом с портретами евреев, поляков и литовцев. На одном рисунке престарелый еврейский носильщик изображен с большим и, видимо, тяжелым ящиком на спине; на другом – оборванный кучер стоит с кнутом в руке, готовый везти груз через город. Посыл книги был очевиден: все это усердные, тяжело работающие люди, которые сейчас наслаждаются свободой благодаря немецкому управлению. Здесь, разумеется, не было попыток следовать в кильватере KfdO и намекать, что восточные евреи – тоже в некотором роде немцы. Это время прошло. Теперь говорилось о земле и народе, которые приобщаются к цивилизации благодаря «самоотверженности и упорству» немецких оккупантов80.
Воздвижение баррикад
Книга Германа Штрука ставила целью восхваление народа и пейзажей востока, но также имела в виду и более масштабные задачи немецкой оккупации. Немецким евреям, как и другим немцам, работавшим в администрации «Ober Ost», нравилось быть частью колониальной миссии, предназначенной нести порядок и заряд уверенности тому, что выглядело неразвитой частью мира. Статус солдат победоносной армии также способствовал бодрости, особенно с учетом того, что повсюду в других местах все еще шли бои. Как вспоминал Виктор Клемперер, еда была изобильной, жилье – удобным, и каждое утро ему даже приносили к постели воду для бритья81. Но при всех ощутимых преимуществах колониального проекта Германии немцам не давал покоя вопрос: а что если население Восточной Европы, особенно восточноевропейские евреи, намерено эксплуатировать щедрость Германии и двинуться на запад? Опасаясь волны нищих и больных мигрантов, евреи и остальные немцы стремились выстроить баррикаду между Германией и ее новыми колониальными владениями на востоке.
Еще сильнее разжигал страхи общественности тот факт, что схема миграции евреев из Восточной в Западную Европу обладала длинной и весьма непростой историей. За сорок лет перед началом Первой мировой войны на запад отправилось около 2 миллионов восточноевропейских евреев. Большинство продолжало путь в США, меньшее количество оставалось в Центральной Европе. Память об этих передвижениях была еще свежа, и консерваторам не пришлось тратить время на переосмысление прежних тревог. Конфликт шел всего три недели, когда экономисты Людвиг Бернхард и Лео Вегенер инициировали меморандум о состоянии восточной границы Германии. Под предложениями заселить приграничный регион этническими немцами скрывалась убийственная атака на восточных евреев, которые были объявлены людьми «слишком низкой культуры», годными лишь для «эмиграции дальше на восток или за море»82. Хотя никто не просил ответа, Георг Фриц, чиновник из того же политического и культурного круга, что и Бернхард и Вегенер, пошел еще дальше. Он нарисовал картину настоящего потока «расово чуждых, обращенных в иудаизм монголов, чье массовое прибытие негативно и в одностороннем порядке исказит сам характер немецкого народа»83.
В конце своего полемического выступления Фриц напрямую воззвал к еврейскому населению Германии. Он предупредил их, что внезапная волна еврейских иммигрантов из Восточной Европы «приведет к усиленному обострению еврейского вопроса» в Германии84. Как бы ни была эта мысль неприятна, немецкие евреи не могли не признать логичность довода Фрица. В конце концов, организованные еврейские общины уже сталкивались с подобной дилеммой в конце XIX века, когда приток восточноевропейских евреев угрожал дестабилизировать отношения немецких евреев с остальным обществом. Три десятилетия спустя главным страхом еврейских общин было то, что прибытие нищих иммигрантов с востока разрушит все их усилия по полной интеграции. В частной беседе Франц Оппенгеймер выразил именно эти опасения. Появление «200 000 попрошаек с востока» будет не в «[немецко-] еврейских интересах», выдвигал он гипотезу. В критическом отношении Оппенгеймера к «евреям в кафтанах», как он их называл, было заметно чувство превосходства немецких евреев наряду с очевидным желанием избежать ассоциаций с другими, явно низшими евреями85.
На первый взгляд, опасения немецких евреев в отношении еврейской миграции из Восточной Европы казались исключительно эгоистическими: они стремились защитить свое положение в Германии, доставшееся ценой больших усилий. Но если приглядеться, становится ясно, что многие немецкие евреи действительно разделяли предрассудки, высказанные Фрицем и другими консерваторами. Значительная часть немецко-еврейского сообщества воспринимала восточных евреев как совершенно негерманскую группу: в их представлении они были нищими, нецивилизованными, лишенными даже основных представлений о западноевропейских культурных нормах. Вилли Кон, учитель и историк из Бреслау, без обиняков заявил, что «средний еврей с востока не обладает культурным уровнем еврея с запада». Стоит восточноевропейскому еврею обзавестись деньгами, добавлял Кон, как «он стремится к большим городам Германии и Запада», хотя ему еще предстоит развиться до «полностью цивилизованного человека»86. Это представление о недостатке культуры подхватил Курт Александер, выдающийся активист CV. Глядя на вещи через призму тех же западноевропейских представлений, что и Кон, Александер объяснял, что людей этого низшего «уровня цивилизации» нельзя просто так интегрировать в немецкое общество. Они должны испытать на себе «столетие немецкой культурной работы», чтобы стать полноправными немцами, добавлял он87.
