По этому вопросу никогда не было полного единодушия. В любом случае, мысль об увеличении потока иммиграции из Восточной Европы вызвала и у евреев, и у остальных немцев тревогу. Правые группировки предложили простое решение проблемы: восточная граница Германии должна быть закрыта. По сути, людям, не имеющим разрешения, не разрешалось пересекать закрытую границу (Grenzschluss) между Германской империей и оккупированными землями Восточной Европы. Сама идея родилась в конце XIX века, когда антисемиты предложили закрыть границу Германии от восточноевропейских евреев, но вернулась в политическую повестку дня во время войны. После того как Георг Фриц дал ход проблеме своим предложением закрыть границу, другие правые группировки вскоре последовали за ним. «Экономический союз» (Wirtschaftliche Vereinigung), политическая фракция консерваторов и антисемитов, вывел вопрос на самый верхний уровень, попросив Бетман-Гольвега принять меры по закрытию «существующей границы Германского Рейха для еврейской иммиграции»88.
Закрытие границы было единственным возможным решением проблемы еврейской иммиграции. Представители другой точки зрения объединились вокруг идеи создать нечто вроде защитной полосы (Grenzstreife) на востоке. Основная идея была крайне проста. Вдоль восточных границ Германии будет выделена земля, которую населят этнические немцы – явно благонадежная группа населения. Эта новая полоса немецкой территории будет выполнять две функции. Она станет буферной зоной для России, таким образом защищая Германию от будущего вторжения с востока, и в то же время остановит миграцию на запад «огромной толпы немытых и обнищавших евреев», как выразился Эдгар Яффе. Его описание восточноевропейских евреев отражало мнение многих немцев. Но если учесть, что Яффе был профессором экономики в Мюнхенском университете и сам в юности обратился из иудаизма в христианство, его формулировки были в высшей степени неуместны89.
Как прекрасно продемонстрировали комментарии Яффе, лексика в дебатах о еврейской иммиграции была крайне грубой. Восточноевропейских евреев именовали «опасностью», «плодами кровосмешения», «бесполезными», «хилыми»90. И никто не дал им возможности защититься от столь решительных атак. Пожалуй, этого следовало ожидать. Более удивительной была крайне слабая защита со стороны существующих немецко-еврейских общин. CV осудило расистское мировоззрение Фрица, выделявшего евреев как объект особого внимания, а сионистская «Jüdische Rundschau» высмеяла эти предложения, назвав их попыткой выстроить новую «Великую Китайскую стену» на востоке91. Но, не считая этих одиночных выстрелов с периферии, мало кто напрямую осуждал планы правых заблокировать восточную границу, да и вообще предпринимал реальные попытки противостоять им.
Вместо того чтобы заслонить единоверцев от худших антисемитских выступлений, многие немецкие евреи, казалось, соглашались с лежащей в их основе идеей культурного и даже расового различия. Такая позиция была ясно отражена в реакции KfdO. Комитет был согласен, что последнее, что нужно Германии, – внезапный «поток поляков, будь они христианами или иудеями»92. Это была почти данность. Но если говорить о KfdO, становится ясно, что история не закончилась. Комитет продолжал защищать позицию, что восточных евреев можно перевоспитать и превратить в полезных членов общества. В спецвыпуске ежемесячного издания «Süddeutsche Monatshefte», становящегося все более консервативным, лидеры KfdO поочередно объясняли, как образование, социальный прогресс и профессиональная переподготовка помогут восточным евреям улучшить мнение о себе. Макс Боденхеймер не без некоторого оптимизма заявлял, что если эти меры будут приняты, Германии «не нужно больше бояться массовой миграции из русской Польши». Став полноправными гражданами, еврейское население востока будет довольно жизнью на своем месте93.
Единственный раз, когда KfdO и другие еврейские объединения вышли на баррикады по вопросу закрытия границы, – когда возникло впечатление, что исключают именно восточноевропейских евреев. Если следует запретить въезд в Германию евреям из Восточной Европы – значит, это нужно сделать и для других групп иммигрантов. С точки зрения KfdO, подход был из серии «все или ничего». Комитет мог согласиться с полным запретом иммиграции из Восточной Европы, но намеревался «сражаться всеми силами против любого особого закона», нацеленного только на евреев94. Немецкое объединение для защиты интересов восточноевропейских евреев, соперничающее с KfdO в борьбе за симпатии немецких евреев, воспринимало ситуацию похожим образом. Оно соглашалось, что на данный момент «нельзя просто предоставить» свободу передвижения восточным евреям. Такие ограничения приемлемы, пока «польское население» является «предметом таких же ограничений». Нежелание применять равный контроль на границе превратит восточных евреев в «граждан второго класса», предупреждало объединение95.
Стратегия Немецкого объединения и KfdO была вполне определенно направлена на облегчение давления по отношению к преследуемым восточноевропейским евреям. При вовлечении в дебаты других групп потенциальных иммигрантов – в частности, польских католиков, – проблема основывалась уже не на вопросе отличия евреев, а на иммиграции в целом. Как бы то ни было, под этими мерами защиты всегда скрывалось неясное чувство этнического превосходства. KfdO был, казалось, искренне поражен тем фактом, что немецкая армия смеет даже задумываться о преимуществе поляков перед евреями. Ведь, в конце концов, комитет последовательно выдвигал аргумент, что восточноевропейские евреи являются в языковом и культурном плане немцами, а значит, самой «интеллигентной группой» на востоке. А потому закрыть границу для евреев, продолжая впускать «польских крестьян», казалось абсурдным96. KfdO отказывался мириться с мыслью, что поляков можно воспринимать как этнически превосходящую евреев группу.
Несмотря на усиливающиеся призывы запретить въезд евреям, полякам или тем и другим, восточные границы Германии остались открытыми – по крайней мере, в краткосрочной перспективе. Однако реальность на местах разительно отличалась. Немецкие дельцы, желавшие использовать рабочую силу на востоке, часто с большим трудом могли привезти в страну своих новых работников. Как оказалось, одно дело – нанять восточноевропейских евреев, и совсем другое – отправить их работать. История одной маленькой группы еврейских рабочих шла по крайне типичному сценарию. Маннесман, использовавший агентов для найма восточноевропейских рабочих, как и многие немецкие фирмы, набрал евреев и поляков для работы на его сталелитейных заводах в Гельзенкирхене. Однако транспорт, перевозивший их на запад, так и не прошел дальше немецкой границы. Чиновники разрешили полякам продолжать путь, но запретили въезд еврейским рабочим, оставив их в обносках и без гроша по ту сторону границы97. Опасения, что на штурм восточных границ Германии вот-вот пойдут не русские, а восточноевропейские евреи, и в самом деле встали между еврейскими рабочими и предприятиями Германии.
Труднее всего немецким евреям было смириться с осознанием, что отношение к еврейским рабочим из Восточной Европы было совсем иным, чем ко всем остальным. Однако сочувствие к судьбе тех оборванцев по ту сторону границы было менее заметно. Даже Берта Паппенгейм, чья Лига еврейских женщин была предназначена для борьбы с антисемитизмом, не могла отделаться от ощущения чуждости восточных евреев. В частной переписке она жаловалась на приток русских евреев в немецкое общество. «Никакой разницы, едешь ли ты в Восточную Европу или Восточная Европа – увы – приходит в Германию»98. Слово «увы» выдавало мнение Паппенгейм о восточноевропейских евреях, основанное на понимании непреодолимой пропасти между культурой Германии и Восточной Европы. Многие немецкие евреи, как и Паппенгейм, мечтали об имперских владениях и даже приветствовали продвижение к колониализму на востоке. Однако их не столь воодушевляла ситуация, когда их колониальные подданные угрожали двинуться на запад и привнести свои нравы и обычаи в самое сердце Германии.
