Статистика – центральный компонент современной войны. Таким образом оказывается возможно подсчитать число доступных солдат, уровень убыли, экономическую производительность и доступность основных ресурсов. В военной Германии государство стремилось собрать статистику везде, где это было возможно. Например, Корпорации военных ресурсов объединяли подробную информацию по фирмам, которые они контролировали77. На самом деле один из крупнейших статистических проектов возник внутри еврейских сообществ. В начале 1915 года на свет появилась новая организация – Главный комитет военной статистики (Gesamtausschuss für Kriegsstatistik). Опираясь на предшествующую работу Союза немецких евреев, он стремился собрать любые данные, касающиеся солдат-евреев: от возраста и звания до наград и личного дела. Их цель, отражавшая очевидные переживания, заключалась в том, чтобы создать всеобъемлющую перепись вклада немецких евреев в конфликт и тем самым легко опровергнуть любую критику78.
По крайней мере, в этих ранних проектах статистики можно было различить какую-то логику. В конце концов, знание коммерческой деятельности крайне важно для управления военной экономикой, а в случае еврейского Комитета военной статистики речь шла о том, чтобы представить всеобъемлющее свидетельство участия немецких евреев в войне. К 1916 году задача сбора статистики коренным образом изменилась. Как испытало на себе еврейское население Германии, сама статистика стала оружием. В июне Фердинанд Вернер, убежденный антисемит, впоследствии ставший крупным нацистским деятелем в Гессене, запросил точную статистику по вкладу евреев в армии: «Сколько людей еврейского происхождения находится на фронте? Сколько за линией фронта? Сколько на административных или управляющих ролях в тылу? Сколько евреев стали предметом жалобы или были признаны негодными?»79.
Позднее, летом, выдающийся политик католической Партии Центра Маттиас Эрцбергер потребовал провести в отношении Корпораций военных ресурсов статистическое расследование по критериям «пола, призывного возраста, доходов и вероисповедания»80. Может быть, Эрцбергер и не упоминал отдельно евреев – членов корпораций, но «вероисповедание» в таком контексте означало преимущественно иудеев. Как и многие выдающиеся фигуранты немецкой жизни, Эрцбергер умел быстро переходить от защиты к нападению. В начале года он публично отстаивал присвоение немецким евреям офицерских званий, шесть месяцев спустя его позиция кардинально изменилась81. Его призыв к проверке корпораций был, по сути, негласным признанием утверждения немецких правых, что еврейские предприниматели контролируют военную экономику Германии.
Перепись еврейских военнослужащих, организованная Военным министерством, базировалась на том же антисемитском дискурсе, а именно – на убеждении, что немецкие евреи уклоняются от военных обязанностей. Но, хотя такие прецеденты и заложили фундамент для переписи, на самом деле подсчет привело в движение намного более обыденное обстоятельство. Вскоре после того, как Гинденбург и Людендорф заняли свои посты, заместитель военного министра в Берлине Франц Густав фон Вандель подал в отставку. Смысл этого действия кроется в отношении Ванделя к еврейским сообществам. Хотя раньше он охотно осуждал интернирование «международных евреев» в Рулебене, он проявил намного меньше интереса к проблеме нападок правых на немецких солдат-евреев82. Похоже, его изначальный подход заключался в полном игнорировании вопроса – много писем оставалось без ответа или в лучшем случае получало запоздалую реакцию83. Начальник и преемник Ванделя на посту Адольф Вильд фон Гогенборн, однако, оказался более пунктуальным в бумажной работе. Его репутация добродушного человека явно не распространялась на еврейские сообщества, так как в начале октября Вильд фон Гогенборн объявил подсчет немецких евреев в армии84.
Решение Вильда фон Гогенборна провести перепись стало особенно примечательным из-за чистейшего бюрократического безумия этого предприятия. Во времена растущей нехватки как ресурсов, так и людей устроить такой подсчет значило нанести удар по фронту. Военное министерство снабдило каждое армейское подразделение двумя вопросниками, которые следовало заполнить к 1 декабря 1916 года; в первом запрашивалась статистика по солдатам на фронте, второй же требовал подробностей обо всех солдатах-евреях, служащих в тылу. Министерство также хотело знать число евреев-добровольцев, число полученных евреями Железных Крестов и число евреев-офицеров. Гора документов, свалившаяся к ногам командования армии, вызывает в мыслях картину физического подсчета, где каждого солдата-еврея по очереди вызывают из строя, а затем они маршируют назад. На практике дела шли куда менее обдуманно. Писарь одного из батальонов брал имена попросту с потолка. Проще было действовать наугад, чем «делать точные выводы, проводя всеобщие смотры». Учитывая, что немецкие войска вели непрерывные бои на западе, у большинства командиров определенно были на уме более срочные вопросы85.
Этот несколько стихийный процесс сбора данных пошел еще хуже из-за того, что многих солдат не было на позиции в момент подсчета. А поскольку перепись могла зафиксировать лишь один конкретный момент конфликта, то если какому-то еврейскому солдату довелось быть не на фронте в день подсчета, он внезапно превращался из бойца передовой в «тыловую крысу». Существовало множество уважительных причин для отсутствия конкретного человека, самыми очевидными из них были отпуск или ранение. Так, еврейские солдаты, получившие ранение и потому вынужденные перейти на кабинетные должности, были отмечены как некомбатанты. Как жаловался один из таких солдат, никого «не волновал тот факт, что мы уже сделали свою часть дела на фронте, прежде чем стали негодны»86. Для евреев возникла намного более зловещая причина отсутствия на фронте, поскольку в отдельных случаях командиры давали им другие поручения на время переписи.
Как неоднократно указывали историки, перепись евреев была ущербна по существу. Нежелание Военного министерства учитывать личные обстоятельства каждого конкретного солдата означало в лучшем случае фрагментарность собранной статистики87. Но тратить слишком много времени, критикуя выбор методологии, значило бы намного больше доверять этому процессу, чем он того заслуживает. Куда большее значение, чем статистические ошибки, имеет тот факт, что перепись евреев вообще произошла. Часто цитируемые слова кайзера, возвестившие в августе 1914 года «гражданский мир», говорили о национальном единстве, о немцах, вместе сражающихся с общим врагом. Перепись евреев была полной противоположностью – она подразумевала нападение одной части населения на другую.
Вот почему вряд ли удивительно, что многие еврейские солдаты выражали полное недовольство переписью, часто – обсуждая свои претензии с армейскими раввинами на фронте. Рав Зигфрид Кляйн, который провел почти всю войну на Западном фронте, сообщал об огромном «возмущении и негодовании среди еврейских солдат», вызванном этим подсчетом88. На востоке, судя по всему, царила похожая атмосфера. В сообщении домой один из коллег Кляйна по должности армейского раввина, Леопольд Розенак, рассказывал, что перепись произвела «исключительно тягостное воздействие на еврейских членов армии». Отдав «все за родину», сокрушался он, эти верные солдаты теперь оказались «преданы»89. Такие жалобы не были прерогативой еврейских солдат. По словам Якоба Зондерлинга, раввина немецкой 8-й армии, некоторые военнослужащие-неевреи в его зоне ответственности также были рассержены действиями армии. По мере того, как распространялись новости о переписи, они реагировали с большим «негодованием»90.
