После многомесячных дебатов военное командование Германии наконец добилось своего в начале 1917 года, когда кайзер позволил начать неограниченную подводную кампанию с 1 февраля. Защищая задним числом свою позицию, Бернхард упомянул, что почти все немцы приветствовали новую подводную кампанию. «В обществе, не считая крайних левых, – вспоминал он, – почти не было слышно голосов против такого типа морской войны»60. Вероятно, острый в других областях ум Бернхарда подвел его именно в этом вопросе, так как множество евреев и других немцев отреагировали на неограниченную подводную войну с большой тревогой. Теодор Вольф, и до того критически относившийся к военным методам Германии, не ждал ничего, кроме «объявления войны от Америки». С такой же обреченностью Макс Варбург назвал решение предоставить свободу субмаринам «безумным шагом»61.
Несмотря на эти тревоги, как только субмарины отдали швартовы и вошли в зону боевых действий, еврейские общины в целом стали публично выражать поддержку кампании. Смесь патриотизма и политических соображений – нужно было показывать себя сторонниками войны – была характерна для общин (не обходилось иногда и без скепсиса). В частном общении Баллин, как и Ратенау, был исполнен пессимизма, видя мало шансов, что субмарины заставят британцев заключить мир62. И все же на публике он откладывал свои тревоги в сторону и содействовал учреждению Фонда подводных лодок («U-Boot-Spende»), последнего в длинной череде кампаний по сбору средств в пользу военнослужащих и их семей. Среди других выдающихся немецких евреев, которые вместе с Баллином подписались под призывом о сборе средств, были Эдуард Арнхольд, Артур Саломонзон и Макс Варбург. Тем временем в Бохуме рав Мориц Давид, неизменно остававшийся пламенным сторонником конфликта, призывал местное население запустить руку в карман и пожертвовать средства для «героев» подводного флота Германии63.
Сбор средств «U-Boot-Spende» имел огромный успех, принеся более 20 миллионов марок подводникам и их семьям64. Поддержка подводных героев со стороны общества была весьма горячей, но практически ничем не облегчала их жизнь на борту. Жизнь взаперти в жаркой и душной стальной капсуле вместе с еще сорока моряками быстро приводила экипаж к неизбежным последствиям. К этим почти невыносимым условиям прибавлялись ограниченные рационы пищи и воды, а еще постоянная угроза смерти. Только за 1917 год Германия потеряла семьдесят пять субмарин, в большинстве случаев выживших не было65. Как и во флоте в целом, на субмаринах служило очень мало немецких евреев. Одним из еврейских моряков, несших действительную службу под водой, был молодой силезец Макс Галлер. Перейдя из надводного флота в подводный в 1916 году, Галлер провел оставшееся время войны на UC-22, 400-тонном минном заградителе66. Его дневник военных лет, хотя и ведомый нерегулярно, дает некоторое представление о повседневной жизни на борту, где сменялись «непогода», скука («нечего делать», «nirgends was zu machen») и периоды деятельности: «Торпедирован пароход. Сильные взрывы»67.
Трудности жизни на борту не уменьшали стремление Галлера и его товарищей сражаться с вражескими судами. В феврале UC-22 атаковала несколько вооруженных торговых судов в Средиземном море, в июне ее экипаж потопил французскую субмарину «Ариан», а затем в августе 1917 года отправил на дно французский транспорт «Голо II», погибло 125 человек68. Судьба этих людей удостоилась лишь пометки в военном дневнике Галлера. «Golo II» торпедирован, – писал он. – На борту было около 300 человек и несколько старших офицеров. Взяли на борт четырех капитанов». Что случилось с остальными – дневник умалчивает. «Вернувшись в док, – продолжал он, – мы узнали, что наш самый первый капитан получил орден “За заслуги“»69. Упорная охота Галлера за врагом была подобна непоколебимой вере Габера в перспективы газовой войны; можно вспомнить здесь и шовинистические колонки Бернхарда в «Vossische Zeitung». Если свести воедино эти ответвления военной деятельности Германии, становилось ясно, что многие немецкие евреи еще не утратили вкуса к конфликту. Может быть, еврейская перепись 1916 года и растущие трудности по всем фронтам лишили сражения торжествующего флера, но желание евреев увидеть Германию победительницей не убывало.
Политический коллапс
В письме к генералу Хансу фон Секту в марте 1917 года Ратенау высказал свои опасения по поводу неограниченной подводной кампании. Его тревоги касались не используемой тактики, а вероятности капитуляции Британии. «На данный момент факты на это не указывают», – рассудительно заметил он70. Ратенау опасался не напрасно. Хотя эффективность субмарин возросла, общий тоннаж затопленных судов все еще был слишком мал, чтобы реально повлиять на военную экономику Британии. Однако гораздо более зловещий знак провала стратегии пришел не с открытого моря, а с другого берега Атлантики, из Вашингтона. Второго апреля Вудро Вильсон, президент США от Демократической партии, выступил перед совместным заседанием Конгресса с простым посланием: «Я предлагаю, чтобы конгресс объявил проводимый с недавних пор имперским правительством Германии курс не чем иным, как войной против правительства и народа Соединенных Штатов»71. Через четыре дня просьба Вильсона была удовлетворена, и США вступили в конфликт на стороне Антанты. Вместо того чтобы заставить британцев умолять о мире, Германия добилась обратного: добавила нового сильного противника к растущему списку своих врагов.
Сторонники неограниченной подводной войны – в том числе многие немецкие евреи – добились свободы действий для подводного флота Германии, но она досталась дорогой ценой. С военной точки зрения вступление Америки усилило позиции Антанты, а дома провал подводной кампании непоправимо пошатнул общественный моральный дух. Теперь немецкие евреи очутились в водовороте политических дебатов, так как немецкое общество начало распадаться на части. «Vossische Zeitung» Бернхарда, остававшаяся такой же воинственной, как и всегда, изо всех сил старалась подбодрить людей. Газета пренебрежительно называла американскую угрозу мелкой помехой. «Мы продолжим следовать предначертанному пути, – оптимистично заявляла она, – уверенные, что даже союз Америки с нашими врагами не изменит исход этой войны в неблагоприятную для нас сторону»72. Георг Арнхольд, глава банковского концерна «Gebrüder Arnhold», зашел с другой стороны. Он намекнул, что проблемы Британии с поставками продовольствия на самом деле «растут от недели к неделе», и потому Германия близка к масштабному прорыву73. Несмотря на все усилия Бернхарда и Арнхольда, скепсис общества продолжал расти. На горизонте немцы видели не победу, а лишь больше врагов и меньше военных решений.
Невозможность завершить конфликт с помощью подводной войны дала новый импульс растущему забастовочному движению в тылу. За 1917 год в Германии произошло около 560 забастовок – огромный рост по сравнению со 136 инцидентами, имевшими место всего два года назад74. Прежние забастовки возникали из-за привычного набора жалоб: заработная плата, условия и время работы. К 1917 году добавились новые причины недовольства. Нескончаемая война, отсутствие нормальных поставок продовольствия и дальнейшее сокращение пайков хлеба – все это пришлось на апрель и побудило к уличным протестам тысячи разочарованных рабочих, голодающих домохозяек и детей. «Кажется, назревает новая всеобщая забастовка», – заметил немецко-еврейский историк Густав Майер75. Тем временем протесты, в основном затронувшие Берлин и Лейпциг, так и не достигли уровня всеобщей забастовки, хотя сообщения о разгромленных и разграбленных магазинах указывали на картину некоторого разорения76.
