— Бля, чувак. Ты что, вообще не уходил отсюда?
С трудом раскрываю глаза. Передо мной стоит Марат. Мы пришли в клуб вместе, но какого черта он делает вид, что уходил, а я остался? Это гребанная шутка?
— Тим, прошло два дня.
Ах, вот оно что. Два дня назад, когда я чуть не трахнул свою мачеху. Пожалуй, если я все еще помню об этом, то я слишком мало выпил.
— Да стой ты! Куда тебе еще? Ты вообще ел хоть что-то?
Пожимаю плечами. Говорят, водка очень калорийная. Мне хватит, чтобы не сдохнуть. Хотя эти шлюхи даже не заметят, если я сыграю в ящик.
Одна из них продолжает трудиться над мои вялым другом. Но там полшестого. Без вариантов. Тяну ее за волосы, заставляя оторваться.
Размазанная помада на ее губах напоминает о том, что я пытался забыть все эти два дня.
— Убирайся. И ты тоже, — бросаю Марату.
Мне мало. А он мешает.
— Чувак, да что с тобой?
Ну, у меня стоит на мачеху. Сойдет?
— Все будет хорошо с твоим коленом, — успокаивает Марат.
Ах блять, у меня же еще и колено. И жизнь пошла по бороде. Нет повода не выпить.
— Завязывай.
Марат отодвигает бутылку в сторону.
— Серьезно, с тебя хватит, Тим. Ты похож на труп. Проспиртованный уродец из кунсткамеры. Давай на выход. Серьезно, два дня? Неужели ты провел на этом диване два дня?
Это было не сложно. Не понимаю, чему он так удивляется.
Ноги меня не слушаются. Чертово колено простреливает острой болью. Все эти два дня я, конечно, его не разминал и не разрабатывал. Секс по-собачьи не в счет.
Кое-как Марат помогает мне встать.
Блядь, я жалок. И от меня несет помойкой. А еще я все равно не забыл, как сильно хотелось убрать с ее лица эту помаду. Она мне так нравилась тем, что по утрам не была накрашенной. Не превращала свое лицо в маску, что я взбесился, когда снова увидел ее боевую раскраску.
Марат грузит меня на заднее сидение своего огромного внедорожника, а после чешет затылок.
— Тебе бы прокопаться, но черт возьми… Засечет пресса, отец тебе пропишет такой пиздец, рад не будешь. А ну, дай свой телефон.
Да просто пусть отвезет меня домой. Или нет. Лучше не домой. Там она. Просто куда-нибудь отвезет, где я смогу сдохнуть. От боли в колене.
И голове.
И где-то между ребер, где сроду ничего не болело.
— Ага, ага. Я понял, — с этими словами Марат садится за руль, трогается, а после я прихожу в себя уже в каком-то стерильном помещении, где все такое белое, что аж глазам больно.
Болит по-прежнему все.
Хочу перевернуться на другой бок, но чьи-то холодные пальцы впиваются в мою руку, не давая мне дернуться.
Сука, теперь у меня еще и белочка. Это ведь не может быть она?
Но надо мной, поджав губы, действительно склонилась сама Божья Коровка. И именно она держит меня за руку. В которую воткнута игла. А над головой раскачивается пакет с каким-то раствором, который, очевидно, должен поднять меня на ноги.
Но вместо этого поднимается что-то еще.
Сейчас? Серьезно?
Нет, я слышал, что мужской организм несколько примитивен, но неужели настолько?
Брови Божьей Коровки медленно ползут вверх, когда она переводит взгляд на мой пах. Мягкие спортивные штаны не скрывают палатку.
И теперь, когда она смотрит на мой член, стояк становится только увереннее.
Вот сейчас, пожалуй, самое время подохнуть. Но колено больше не болит, сердце бьется нормально, хотя и царапается о ребра, как будто стало больше. А в желудке больше не плещется кислота. Ее прикосновение работает куда лучше, чем раствор глюкозы.
— Убери руку.
Мой голос хриплый, посаженный. Как у алкаша. Которым я, собственно, сейчас и являюсь.
— Так это у тебя от того, что я просто взяла тебя за руку?
Но пальцы она все-таки разжимает. Подействует не сразу, ко должно. Закрываю глаза и вспоминаю мокрый рот проститутки.
Вот, помогло.
Дышу ровнее. Напряжение спадает. Отлично.
И тут она снова берет меня за руку. И даже гладит пальцем мою ладонь.
Будь я проклят!
В этот же момент Божья Коровка хмыкает. Впервые. Это еще не смех, но уже кое-что.
— У тебя опять встает, — весело сообщает мне она, как будто я не знаю.
Она убирает руку, и я впервые вижу на ее накрашенных губах что-то отдалено напоминающее улыбку.
Член в штанах дергается. Не стоит благодарности, называется.
— Где я? — откашливаюсь я.
— Мне позвонил Марат. Описал твое состояние. Я не придумала ничего иного, кроме как привезти тебя в клинику к своему косметологу. Я достаточно плачу ему за конфиденциальность, а у меня нет в этом городе знакомых врачей, кто бы не растрезвонил всем СМИ о твоем состоянии. Ну или я могла привезти тебя к бабушке.
Я улыбаюсь в ответ. Бабушка у меня гинеколог, вряд ли это хорошая идея.
— Спасибо.
Короткое слово дается тяжелее всего. В рот словно сено напихали. Каждая буква царапает глотку.
— Не стоило так надираться, — мягко говорит Божья Коровка. — Я думала, ты спортсмен.
— Бывший.
— Но жизнь ведь продолжается.
— Да что ты знаешь о неудачах? — это звучит грубо, но я не могу остановиться.
Она каменеет в углу кабинета. Идеальная в своем облачении, строгая мачеха, которая пришла на помощь пасынку. Стянутые в ракушку волосы, нитка жемчуга на блузке и приталенный пиджак. Юбка старушечьей длины и каблуки.
Я бы поверил, если бы не видел огонь в ее глазах в тот вечер. Но иногда мне кажется, что я сам его придумал. Особенно, когда она смотрит на меня непроницаемыми зелеными глазами.
— Ты в двадцать четыре вышла за моего отца и горя не знала, не так ли? Всегда были деньги. Всегда была орда слуг, готовых исполнить твое желание. Разве тебя когда-нибудь ломали так, что ты не могла подняться с постели по утрам? Отбирали то, чего ты хотела больше всего на свете, и говорили, что больше никогда, больше никогда, блядь, этого не будет! Что ты знаешь о неудачах, Божья Коровка, что взялась меня учить уму-разуму? Ты всего лишь на пять лет старше меня, но ведешь себя, как будто на все двадцать!
C ее лица сбегает вся краска. Губы кривятся, как будто она сейчас заплачет. Но она тут же берет себя в руки. Неприступная, бледная и замкнутая. Ее выдержка бесит меня, потому что рядом с ней я не могу держать себя в руках. А вот она может.
— Я буду в машине, — она разворачивается и уходит.
