А я…
Опять все испортил.
***
Божья Коровка снова исчезла.
Теперь я знаю, что все без толку. Бухло не поможет мне в том, чтобы выкинуть ее из головы. Теперь в моей голове только она.
Я вижу ее в каждой случайной встречной. И каждый раз, когда темноволосые незнакомки оказываются кем-то еще, в груди что-то неприятно покалывает.
Чертова реберная невралгия. Доконает меня.
Что мне делать? Хер его знает. Примерно также я ощущал себя, когда только узнал о разрыве связок. Не мог принять. Отрицал. Спорил с врачом, не верил, даже когда смотрел на снимки МРТ. Этого просто не может быть со мной. Не в двадцать восемь на пике карьеры. Я отдал всю жизнь футболку. Покинув Россию в восемнадцать, я был уверен, что никогда не вернусь сюда только ради участия в турнирах. Я никогда не ездил к отцу на каникулы. А кто бы стал, когда тебе уже больше восемнадцати?
Раз в полгода я приезжал только к матери в даунтаун.
Представляю ее лицо, если скажу, что… Гребаный стыд. Что я… что? Хочу отбить вторую жену отца?
А я хочу?
— Тимур, ты слышишь меня?
Отец смотрит на меня. Вот он, тут. Ведь я уже давно не в Лондоне, я в Подмосковье. Мы сидим за одним столом во время очередного чертового бесконечного завтрака, с которых Божья Коровка научилась сбегать, а я — нет.
Твою мать, в какой момент я свернул в этот тупик? И как из него выбраться?
— Поедешь со мной? — повторяет свой вопрос отец, а я смотрю на него и думаю.
Ну ведь, по сути, он мне чужой человек, а?
Конечно, блять. Всего лишь кормит, крышу над головой бесплатно дает, обучение в лучшей академии футбола оплатил и не в Задрипинске, а в Лондоне. Жизнь дал. А так — да, хер пойми, что за мужик сидит напротив и прямо-таки светится от идеи, что я могу заинтересоваться его гребанной работой.
Киваю, потому что в горле пересохло.
Я просто неблагодарный скот, вот я кто. Ну какая нахрен Божья Коровка? Почему мне сдалась именно она?
Натягиваю пиджак, галстук и сажусь в машину.
Мы едем после завтрака мимо дворов и развалин куда-то на север Москвы. А ведь я забыл, что жизнь может быть другой за пределами частных особняков. Знал ли я когда-нибудь реальную жизнь? В высотках, на оплеванных лестничных клетках? Нет. Работал ли я когда-нибудь, чтобы исполнить мечту и играть? Нихуя. Это отец оплачивал каждую мою хотелку, хотя и ненавидел все, что было связано с футболом. Надеялся, что однажды меня отпустит и что это просто прихоть.
Кроме себя и своих связок, мне даже обвинять некого в том, что я просрал такой шанс. Остался у разбитого корыта, так еще и бабу захотел не абы какую. А ту, что уже десять лет зовется моей мачехой.
— А чем… Ксения занимается? — откашливаюсь я, пока мы стоит в очередной пробке.
Отец отвечает, не отрываясь от экрана ноутбука.
— Благотворительностью. В основном… Создает видимость работы. Все, что от нее требуется, это вовремя появляться на нужных мероприятиях и заводить знакомства с нужными мне людьми.
От цинизма его ровного голоса мне вдруг также тошно, как было на третий день запоя. А еще становится предельно ясно, что если соглашусь вставать по будильнику и сменю треники на костюмы, то отцом мне уготована та же роль. Я буду работать на него и его связи. Никакой самодеятельности.
— Но она ведь… очень много работает, — неуверенно говорю. — Ее почти дома-то не бывает.
Отец пожимает плечами, не переставая изучать графики нефтяных котировок.
— Бабские заморочки. Уверен, в салонах и магазинах она проводит куда больше времени, чем на работе.
Мы приезжаем на очередной форум какого-то комитета при поддержке самых главных людей страны, где в течение трех часов тупо сидим и смотрит левые слайды в «PowerPoint», которые обязательно должны помочь бедным и не навредить богатым.
Замечаю, что депутат по правую руку от меня заснул, а журналисты потихоньку смываются, сворачивая оборудование.
— Сейчас вернусь, — говорю отцу, когда спикеры начинают сменять одного другого.
Вываливаюсь через черный ход и адски жалею, что не курю. Просто вливаю в себя черный кофе и молюсь, чтобы это быстрее закончилось. Рядом курят журналисты, не хочу подслушивать, но обрывки фраз сами долетают до меня:
— … Теперь снимаем сюжет про детский дом?
— Не-а, там вроде какая-то спортивная школа. На месте разберемся. Спонсоры будут стадион открывать. В два счета управимся.
Подхватив на плечо тяжелую камеру, они уже двинулись в сторону легковушки, как я окликнул их:
— Эй, мужики. Подкинете до города?
— Такси вызови, мужик. Где черти носят Василису?
— Тимур? — раздается удивлено. — Это ты?
А вот и мой счастливый билет.
Передо мной стоит подружка моей мачехи. Журналистка, кто бы мог подумать. Василиса еще дуется, но у меня только что появился второй шанс.
— Приве-е-ет, — обольстительно улыбаюсь. — Вот так встреча, а я как раз слышал что-то про спортивную школу? Вам ведь в ту же сторону, что и мне?
— Лиса, ты идешь? — окликает ее недовольный оператор.
— Езжайте! Я доберусь на своей.
Василиса отмахивается от него, не сводя с меня глаз.
— Жаль, что времени в обрез, — тянет она. — Ты же понимаешь, что я, в отличие от твоей мачехи, благотворительностью не занимаюсь?
Догадываюсь, что ты пиранья, которая палец по локоть откусит. Поэтому это еще одна причина держать от твоего рта самое дорогое.
— Запрыгивай. Ксения знает, что ты едешь?
От неожиданности я ударяюсь лбом о низкий потолок ее тачки. Божья Коровка будет там?
Что ж, это еще один повод смотаться отсюда к ней. Достаю телефон и пишу отцу смс. Знаю, что они тоже находятся в его черном списке, где безвылазно поселились спортивная одежда.
Но мне двадцать восемь и поздно уже что-либо менять. Я неблагодарная свинья.
Глава 9. Ксения
У меня уже заканчиваются доводы и причины не спускаться к завтраку, а Сергей, как назло, всю эту неделю проводит в городе. Я знаю, что мои отказы вызывают у него недовольство, но из двух зол — на протяжении часа сидеть в обществе Тимура или ругаться с мужем — я выбираю второе.
В конце концов, Тимур его сын, ему с его запоями, работой и алкоголизмом и разбираться.
Каждое утро я просыпаюсь раньше привычного времени и еду в офис, куда обычно заезжала не так часто, но теперь обстоятельства изменились. Туда же приезжает и Анжела, чтобы привести меня в порядок. Вопросов она не задает, не положено, но я все равно почему-то жалуюсь вслух на то, как много у меня дел, что приходится выезжать из дома не накрашенной.
