Везучий пломбир.
— Это ведь самое дешевое мороженое, правда? — удивленно пробормотала Божья Коровка. — Тогда почему?
— Что «почему»?
— Почему так вкусно? Это самое вкусное мороженое, которое я когда-либо ела, как такое может быть? Ему же красная цена рублей пятьдесят?
— Не в деньгах счастье, — ляпнул я.
И она остановилась.
— Да чего ты? Ешь мороженое, раз тебе вкусно. Я ничего такого не имел в виду.
— Ага, так я тебе и поверю… — с тяжелом вздохом отозвалась она. Провела задумчиво языком по вафельному стаканчику, слизывая белую каплю. — Твой отец не знает, что я тут. А я… Не смогла не приехать. Даже после всего.
— Мне жаль, что так простились. Прости за то, что я такой придурок. Извиняться стало, похоже, грустной традицией. Наши встречи не кончались иначе.
Божья коровка откинула единственную упавшую на лоб прядку.
— Неважно, — отозвалась она. — Я забыла и ты забудь. Тимур, я тогда не успела сказать, поэтому скажу сейчас — ты все делаешь правильно. Поэтому и приехала. Вот это курсы, — она достала из сумочки какой-то клочок бумаги, похожий на оплаченный чек. — Все оплачено на твое имя. Занятия уже начались, но я им клятвенно обещала, что ты нагонишь. И что немаловажно, с этим ты можешь и работать, и учиться одновременно.
Смотрю на чудо в своих руках и не верю своим глазам.
— Как мне отблагодарить тебя?
— Ты уже отблагодарил. Угостил меня мороженым.
Она доела стаканчик и поднялась со скамьи.
— Не могу задерживаться, так что… Наверное пойду.
— Стой. Стой, Божья Коровка. Не беги.
— Тимур!..
— Ксения Васильевна! — с чувством произнес я. — Я еще не выразил вам своей благодарности.
— Я ошиблась адресом? Это театральный интернат? Нет? Так какого черта ты разыгрываешь спектакль, Тимур? Просто дай мне уйти. Мне пора. Пора…
— Пора вернуться к жизни, которую ты ненавидишь.
— Руку убери.
— Не хочу.
— У меня липкие руки после мороженого.
— Да плевать, Ксень. Просто возьми меня за руку. И пройдись со мной кружок вокруг памятника.
— Что? Ты рехнулся? А если кто увидит?
— А никого и нет. Уроки уже идут. Оглянись.
И действительно, только ветер шумел в ветках деревьев.
— Тимур, — тяжело и как-то умоляюще вздохнула она. — Просто отпусти меня.
— Не могу. Ты здесь. А я так давно тебя не видел. Два круга, Ксень. Это не займет много времени. Хотя за такое вкусное мороженое я мог требовать и три.
Она улыбнулась. Широко, ослепительно, так что перед глазами зайчики поскакали, а в груди снова стало слишком тесно. Сердце опять стало раза в два больше, так что с каждым ударом царапало ребра.
— Когда ты гуляла вот так в последний раз?
— Никогда.
— Когда ела мороженое?
— Такое — никогда. Где ты его достал?
Второй круг. Слишком быстро. Слишком маленький памятник, чтобы ходить вокруг него часами.
— Мороженое? — я остановился. — Заработал.
— А заработаешь еще?
— И тогда ты приедешь ко мне снова?
Она опять улыбнулась, а потом, словно спохватилась, и стерла с лица улыбку.
— Я не должна.
— Я знаю. Но у меня мороженое, Ксень. Самое вкусное мороженое. Себя не предлагаю.
— Извращенец.
— Не знаю, о чем ты подумала, но ход твоих мыслей мне нравится. Приедешь?
— Не знаю. Сергей не знает, где я. И что сделала. Понимаешь?
— Понимаю. Помнишь, о чем я тебя спрашивал, Ксень? В тот день в столовой? Одно слово. И ты можешь остаться со мной.
Она расхохоталась.
— За мороженое, Тимур? Бросить все и работать тоже за еду?
Ветер вдруг обдал спину холодом. Ничего удивительного, ранняя весна. Я отпустил ее руку и отошел на шаг назад.
— Пока, Божья Коровка. Знаешь, тебя никто сюда не звал, но ты приехала. И большое спасибо тебе за это. Но уговаривать тебя снова я не стану. Сама решай, как тебе жить. А я свой выбор сделал.
Глава 14. Ксения
— Спасибо вам, спасибо! Вы делаете большое дело! Дай вам Бог здоровья!
Дверца машины отсекает меня от лишнего шума, а машина тут же срывается с места. Я играю роль и иногда переигрываю. Работаю больше, чем нужно. Успеваю за день посетить больше приютов и сиротских домов, чем нужно. Никто не проверяет количество, а я хотя бы так могу сделать больше, чем просто играть по чужим правилам.
Голова раскалывается. В машине, несмотря на кондиционер, не хватает воздуха. Я утратила счет дням и неделям, с головой погрузившись в предвыборную гонку. Так можно делать вид, что не было того мороженого, прогулки за руку вокруг памятника и не было этого странного порыва помочь вопреки желаниям Сергея.
Машина летит домой по свободной полосе, мимо ночных огней. В пустой особняк, в котором сегодня, как и вчера, я опять буду одна.
Еще один порыв — и вот я опять называю уже знакомый водителю адрес. Он не позволяет себе замечаний, хотя скрыть удивление у него все равно не получается. Объяснить работой и благотворительностью ночной визит в интернат уже сложнее, но я в кои-то веки надеюсь на «авось». Забудется, сотрется из памяти после десятка визитов в самые разные учебные заведения.
Выхожу из машины возле запертого забора. На миг теряю всю свою решительность. Нужно позвонить в домофон и объяснить цель своего визита. Тогда она у меня была, это курсы Тимура. А сейчас? Что движет мною сейчас, кроме отчаянного желания снова его увидеть? Просто увидеть. Его магнетизм манит меня, как яркий свет бабочку-самоубийцу. Кажется, что чем ближе я подлечу к нему, тем быстрее разгадаю секрет, который ему известен.
Что такого в том сексе?
Как от него можно терять голову? Могу ли я тоже?… Трясу головой и нажимаю на домофон. Вряд ли стоит озвучивать хоть один из этих вопросов охраннику.
Бессовестно вру о том, что заезжала на днях и забыла любимый шарфик, и что Тимур сам просил заехать за моей вещицей, потому что нашел. История вываливается на охранника лавиной ненужных подробностей, и я прекрасно знаю, что мужчины перестают понимать несвязный женский пересказ едва ли не сразу, так что подсветка быстро загорается зеленым, лишь бы я скорее замолчала.
Открыто.
Я могу идти, но совершенно не знаю, зачем. Зачем я это делаю и почему приехала в интернат среди ночи.
Но пути обратно нет. Я совершенно не знаю, где искать Тимура, но не хочу браться за телефон и вызванивать его. А вдруг он прибежит взлохмаченный, пропахший чужими духами и дешевой косметикой? Что делать тогда?
