Далеко впереди, футах в восьмистах показалась цепочка легионеров. Быстро идут, ничего не опасаются. Ну ладно, сейчас мы их немного притормозим. Навожу прицел, стреляю, поворачиваюсь на бок, чтобы передернуть скобу, нахожу следующего. Вместе со мной стреляют парни и крестьяне. Я не смотрю на результаты — их там столько, что всех все равно не перебьешь. Надо хотя бы сделать так, чтобы освободители не спешили.
Наш обстрел имеет успех. Легионеры, забегали, как тараканы на сковородке. Не нравится, когда отвечают. Рявкает замолчавшая было пушка. Рвануло очень близко, я отключился. И как раз, видимо, на те полминуты, что требуются для перезарядки, потому что стоило только прийти в себя, и я вижу новый столб камней и пыли, медленно вырастающий из земли, вижу, как скатываются по склону оврага Аквил и рыжий Руф, оказавшиеся слишком близко к новому разрыву. Вот теперь я и вспомнил слова Мануэля. Прав был старик, во всем прав. Если бы мы не посадили себе на шею беженцев, у нас был бы шанс, а теперь… У легионеров есть связь между собой, и они не стесняются ей пользоваться — этим все сказано.
Пушка бьет еще дважды, а потом в нашу сторону снова идут солдаты. Я стреляю, и не слышу даже своих выстрелов. Не знаю, пережил ли обстрел еще кто-то кроме меня. Не до того. Я проваливаюсь в транс, пытаюсь дотянуться до пушки. Бесполезно — слишком далеко. Я ее даже не вижу. Остается сосредоточиться на более доступных противниках. Я не экономлю силы, не пытаюсь действовать рационально. Мой дар работает в фоновом режиме — сам я механически навожу мушку на очередную фигуру, стреляю, перекатываюсь на бок, дергаю скобу и снова стреляю. Забавно, еще недавно я считал, что это невозможно — одновременно стрелять и использовать манн. Вижу, как у кого-то разрывает винтовку прямо в руках. Другой спотыкается сам, ухитряется свернуть себе шею. Интересно, сколько их дойдет до нас? Далеко легионеры не продвигаются, не выдерживают. Снова рассыпаются. Значит, сейчас опять заговорит пушка. Я сползаю вниз — так будет надежнее. Позади грохочет новый разрыв. Далеко, и слишком высоко. На голову падает несколько мелких камушков — это ерунда. Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь определить, кто из наших жив. Замечаю неподалеку старосту — вот же живучий старик! Еще парочка крестьян, из памплонцев только Клавдий да Севир. Больше никого. Хорошо же нас проредило. Или не все догадались отойти перед очередным обстрелом? Интересно, насколько мы их уже задержали? Полминуты на заряжание, в прошлый раз было пять выстрелов. Или шесть? И сейчас так же. Минут десять, получается? Негусто.
Я шустро ползу обратно наверх — обстрел опять затих. Легионеры уже совсем близко — пока мы ждали очередного разрыва, успели хорошо продвинуться. Я снова включаю манн на полную, и стреляю, стреляю. Кончаются патроны в винтовке, перезарядиться некогда, и я достаю револьвер. Выстрелить из него не успеваю. Ногу прошивает будто раскаленной спицей. Острая, сверлящая боль вспыхивает так ярко, что закрывает обзор. Успеваю подумать, что легионеры не идиоты, а вот я — да. Пока мы тут героически сдерживали врага, нас просто обошли сзади.
Глава 17
Ева была в восторге. Воздух свистел в ушах и выбивал слезы из глаз. Девушка фонтанировала восторгом и ужасом — для нее этот безумный бег был как детский аттракцион. Ева очень изменилась с тех пор, как перестала быть одна. Страх возвращался все реже, она научилась получать удовольствие от битвы. Бешеная сила, которую давала богиня бодрила, кружила голову, страх и паника врагов возбуждали, а брызги крови уже не пугали, а только добавляли остроты ощущений.
Кера понимала — младшая подруга не до конца осознает, что тело остается уязвимым, и они обе могут умереть. Кера выжимала из хрупкой смертной плоти максимум, на который она было способна, и даже больше. Щедро подпитывала ткани накопленной силой, заставляла в бешеных количествах вырабатывать и впрыскивать в кровь всевозможные активные вещества, которые в свою очередь понуждали мышцы работать значительно быстрее, чем предусмотрено природой. Одновременно приходилось следить, чтобы организм не уничтожил сам себя такими дикими, неестественными нагрузками.
Привычка отдавать управление телом богине создает ложное впечатление нереальности происходящего, и, как следствие бессмертия и неуязвимости. Кера знала, что так будет — смертной трудно сохранить рассудок, столь долго оставаясь наедине с богиней, особенно с такой, которая и сама с безумием на короткой ноге. Сумасшествие спутницы совершенно не смущало богиню, более того, ей это даже нравилось, но только в отношении Евы. Схожие симптомы, демонстрируемые в последнее время партнером и владыкой, откровенно расстраивали. Кера была уверена, что дело не в ней — она уже давно усвоила, что не может прямо влиять на Диего. Божественные силы будто разбивались о его стальную волю, так что богиня знала, что она здесь ни при чем. Диего вполне справлялся сам. Все-таки он еще очень молод, даже для смертного. Пусть порой демонстрирует нехарактерные мудрость и знания, избежать досадных ошибок ему не удается. И не поможешь, не объяснишь… Он будет кивать и соглашаться, но в глубине души будет точно знать, что уж с ним-то ничего плохого случиться больше не может. Если удалось пару раз избежать серьезных опасностей, значит дальше так будет всегда. Сколько сотен тысяч раз она видела, как подобная самоуверенность приводит к печальным последствиям? Именно те, кто заражался подобной дерзостью во многом и снабжали Керу силами на протяжении тысячелетий.
Сегодня он попросил ее спасти наставника. Ее, богиню беды, записал в спасительницы смертных. Еще недавно она бы просто оскорбилась, предложи ей кто-нибудь столь возмутительную роль. В этот раз просьба не вызвала особого отторжения, если не считать страх. Неясное предчувствие говорило, что не стоит соглашаться. Самое смешное, Диего не стал приказывать, и она вполне могла отказаться. Вот только она чувствовала, что если поступит таким образом, может навсегда потерять теплые чувства, которые испытывает к ней мальчишка. Они были ей дороги, эти чувства, что было странно и непривычно. В отличие от боли, страха и отчаяния, они не насыщали, не давали сил. Они были просто приятны, и почему-то Кера теперь не представляла, как жила без этого раньше.
Богиня вкладывала все силы, стремясь к месту боя, и чувствовала, что не успевает. Уже отлетели души двух из четырех подопечных, мелкий мальчишка лежал и не двигался, а вечно раздражающий старик предчувствовал неизбежную смерть. Такие ей тоже встречались. Очень редко. От них никогда нельзя было получить ни капли сил. Ни страха, ни сожаления, ни отчаяния — они будто запрещали себе эти чувства. И когда Танатос приходил за ними, воспринимали его визит как досадную неприятность, не более.
Расстояние, разделяющее Керу с подопечными, богиня преодолела за минуты за полторы. Пришлось немного затормозить, чтобы детально рассмотреть происходящее. Железная машина стояла на дороге — Кера видела, что она больше никуда не поедет. Сквозь нее было видно — настолько много новых дыр в ней появилось. Раненый мальчишка лежал неподалеку от дороги, в канаве. На голове его зияла страшная на вид рана — пуля прошла по черепу, сорвав большой кусок кожи. Если не обладать чувствами богини, ни за что не скажешь, что этот смертный может быть жив, но на самом деле особой опасности рана не представляла. Старик был дальше, в перелеске. Когда машину расстреляли, он успел выбраться из кабины. Кера видела — это произошло благодаря Неру и Никсу. Они прикрыли старика своими телами, купили своими жизнями несколько десятков метров, позволившие старику уйти в подлесок. Но жертва оказалась недостаточна. Легионеров было слишком много, и старика обложили. Он все еще ухитрялся убивать врагов, мастерски скрываясь на крошечной площади, заросшей кустарником, виртуозно дурил целую центурию[1] врагов.
