Глава 17
‒ Почему ты называешь меня таким странным именем? ‒ отважилась я спросить у Тенхай. ‒ Ведь меня зовут по-другому.
‒ Может быть, ‒ невозмутимо ответила шаманка, сортируя травы и раскладывая их по чашкам, ‒ но это имя дал тебе твой отец. Ты никогда не интересовалась, какое имя дала тебе твоя мать?
Даже в голову не приходило, что у меня могло быть другое имя, тем более то, которое дала мне мама. Близкий мне человек, оставшийся далеко за пеленой памяти.
‒ Она умерла сразу после того, как родила меня, разве она могла успеть дать мне имя.
‒ Умерла, ‒ утвердительно кивнула старая женщина, ‒ только с чего ты решила, что она не успела дать имя своему ребенку?
Потому что все так говорили, даже тетка упоминала, что мать не прожила после моего рождения даже часа, как она могла дать имя?
‒ Имя можно даровать ещё до рождения, ‒ пояснила Тенхай, развешивая пучки соцветий над курящимся дымом котлом.
‒ Но откуда она могла знать, что родится девочка?
‒ От духов, конечно же! ‒ в голосе шаманки прозвучала насмешка.
Говорили, что мама была провидицей ‒ последней в своем роду, во всем селении, а может быть и во всем мире, просто вряд ли в других уголках света знали, что такие они существуют. И все же, не смотря на дар, её продали Хельдогу без сожаления. Гримхайл, так ценящий свои традиции и верования, без сожаления расстался с той, которая могла бы привести страну к процветанию.
Её звали Диляр. Она была провидицей и это все, что я знала о своей матери. Плакала ли она, страдала, когда её юной и одинокой привезли ко двору правителя Смежных земель, даже не знаю. О ее способностях к провидению Гила отзывалась весьма скептически, объясняя тем, что за все время Диляр так и не проявила себя ни словом, ни делом. Но за весь, отпущенный ей век, она успела подарить мне жизнь, родив Хельдогу седьмую дочь.
‒ Чего молчишь? ‒ низкий голос Тенхай вывел из задумчивости.
‒ Я ничего не знаю, ‒ произнесла сдавленным голосом. ‒ Правда ничего не знаю… о ней.
Чтобы шаманка не увидела слез, отвернулась. Я никогда не задумывалась раньше, а сейчас осознание своей невежественности больно ударило, наверное, я эгоистка раз так и не попыталась узнать историю женщины, что подарила мне жизнь ‒ моей матери. Не задумывалась, как бы все сложилось ‒ останься она жива. А глухую тоску в сердце списывала на недостаток отцовского внимания. Даже в Илвара влюбилась из-за этой тоски. Казалось, такой смелый и статный воин всегда меня защитит, будет беречь и любить, холить и лелеять, что с ним я никогда не буду чувствовать себя одиноко, а он, в свою очередь, будет находится рядом.
Какой же дурой я была! И к чему привел меня собственный эгоизм? Не хотелось даже думать.
‒ И чего раскисла то? ‒ в голосе моей наставницы послышалась ирония. ‒ Думаешь, что ты плохая?
Старуха хмыкнула, и только серые глаза на обветренном смуглом лице шаманки странно сверкнули.
‒ В том, что ты не умела жить нет твоей вины. Твой отец в тебе видел лишь очередную выгоду для укрепления своей власти на землях Севера. А мать…
Снова блеск в глазах.
‒ Твоя мать верила в то, что ты когда-нибудь сюда вернешься.
‒ Верила? Разве она была не провидицей?
‒ Лишь та провидица сильна, которая стоит ногами на родной земле! Родственники твоей матери знали, что дар Диляр не будет иметь силы на чужбине, и сама Диляр тоже это знала. Каково ей там было ‒ хорошо ли, плохо ли, она уже не расскажет, но она сама предложила родным пойти на эту сделку с Хельдогом.
‒ Зачем? ‒ сомневаюсь, что юная девушка могла влюбиться в старого зануду, коим уже тогда был мой батюшка.
‒ Потому что была лишь седьмой дочерью.
‒ И что с того? Я ведь тоже седьмая дочь, разве это что-то значит?
Сдавленный смех Тенхай меня невероятно озадачил.
‒ Седьмая дочь седьмой дочери, разве ты не знаешь эту парадигму о силе крови? Хотя, откуда тебе знать? Ведь там, где ты росла, поди, и не слышали о таких важных вещах. Северяне привыкли получать только готовое, пользоваться сразу всеми предоставленными благами.
Тенхай подошла ко мне близко и склонилась надо мной.
‒ Достаточно тереть, ты и так уже все превратила в пыль.
И только теперь я вспомнила, что все это время в ступке перетирала травы старым пестом. Так забылась, что и правда все превратила в пыль.
‒ Хорошая работа!
Меня хвалят или это ирония?
‒ А откуда ты все это знаешь? ‒ я как раз водружала большой котел, пока шаманка складывала хворост для огня.
‒ Ты это о чем? ‒ она, как будто не поняла, то ли сделала вид, что не понимает моего вопроса.
‒ О моей матери! Откуда ты все это знаешь?
‒ Духи сказали, ‒ отмахнулась Тенхай. ‒ Принеси воды из ручья.
Опять духи? Неужели она никогда не боялась этих самых духов? Или, может, я чего не понимаю в ее словах? Меня душило глухое разочарование от того, что шаманка раззадорила мой интерес своими рассказами, а потом легко перескочила на работу. Мне не лень натаскать воды, но, вспомнить бы еще, где этот ручей находится.
Из безрадостных мыслей вывел стук копыт за моей спиной. От неожиданности я обернулась ‒ прямо на меня неслась огромная лошадь. В ужасе я бросилась в заросли можжевельника. Уж больно лошадь показалась знакомой, а всадник…
Всадником оказался Регьярд.
Сердце бросилось в галоп так, что мне казалось, будто его стук слышен на всю округу. Он остановил лошадь недалеко от того места, где я пряталась, и стал осматриваться. Пришлось приложить массу усилий, чтобы не закричать, даже дышать перестала. Мне казалось, что один только вдох выдаст мое местонахождение. Достаточно того, как гулко билось сердце в груди и кровь звенела в ушах.
Он жив! Цел и невредим! Только в темных длинных волосах появились седые нити.
Почему не выйду? Не закричу?
Просто видеть его ‒ такое счастье. А броситься к нему не могу.
Не побегу ему навстречу. Мое тело слишком искалечено, чтобы показывать его владетелю гор, а душа довольно мятежна. Однажды я принесла уже большое горе Регьярду, из-за меня его предали. Мысль о его гибели меня, практически, разрушила.
Такой прекрасный! Самый лучший из всех, кого я знала, он заботился обо мне, и это привело его к краю гибели. Не хочу ему больше горя пусть будет счастлив с той же Кирой. Она сможет позаботиться о нем, сделает его очаг теплым и уютным.
