Не дождется.
Что же касается меня, то искупление ‒ тяжкая ноша. Но слишком много грехов числится за мной. Самый страшный из них ‒ это предательство.
Нет ничего хуже, чем предательство близкого человека, но изменить самому себе, своим правилам и клятвам ‒ наивысший грех.
‒ Ты слишком сильно себя казнишь, владетель, ‒ спокойный голос Магора растворил глухую тишину бессонной ночи.
‒ Моя совесть ‒ это мое личное дело, волхв. И кому как ни тебе известно, что я виновен в том, что сейчас творится на моей земле. Я не достоин быть владетелем Гримхайла.
‒ Не тебе решать, достоин ты или нет, ‒ вздохнул старик, ‒ духи выбрали тебя, кому как не им виднее.
‒ Я нарушил условия, Магор! ‒ совесть грызла меня слишком сильно, от того и слушать спокойные изъяснения волхва, я не мог. ‒ Гибель девушки была только началом расплаты. Впереди еще большее искупление.
‒ Возможно, если я проведу обряд и сумею поговорить с духами, мне удастся тебе помочь и остановить болезнь.
‒ Спасибо тебе, но я справлюсь сам. У меня получится, просто нужно время.
‒ Обещай, владетель, что ты не умрешь! Я переживаю за твое здравие, уж больно ты плохо выглядишь в последнее время.
‒ Не беспокойся, Магор, ‒ я посмотрел старику прямо в глаза, закрывая тканью рукава обнажившиеся язвы, ‒ смерть мне не страшна. К тому же умирать я не собираюсь. Слишком много еще предстоит завершить.
‒ И все же, давай я проведу обряд и вызову духов. Они мудры и подскажут решение.
Предложение было заманчиво, но духи не особо любили, когда их беспокоили понапрасну. Однако, сейчас их совет пришелся бы очень кстати.
‒ Что ж! Выбери время и место. А жертву я принесу сам.
С молодым смотрителем мы договорились, что в лагерь меня будут пускать раз в несколько дней, сегодня был такой день.
В ожидании новостей от Магора, который отправился в горы для проведения обряда, я решил поговорить с Унбаром ‒ необходимо было выяснить, хватает ли людям провизии и лекарств, чтобы на рассвете отправить гонца.
По дороге к жилищу молодого предводителя северян, я стал замечать, что, некогда павшие духом, люди воспряли в ожидании чего-то или кого-то. Эти перемены были хороши, но и весьма подозрительны. Жителей на кривых улочках стало появляться больше, зато северяне попадались мне на глаза теперь реже.
От того, что смотрел по сторонам, чуть не споткнулся о старуху, которая стояла у меня на пути.
‒ Ты слышал, владетель? ‒ карие глаза с поволокой светились радостью и смотрели на меня с благоговением. ‒ Говорят болезнь отступила.
Старая женщина обняла меня и продолжила со слезами на глазах.
‒ У моих внуков будет шанс выжить, каждый день я так молилась о спасении, и оно пришло!
Я был поражен. Мои лекари ничего не докладывали мне, Магор отсутствовал уже несколько дней. Скорее всего, женщина сходила с ума от горя и безысходности ‒ так поначалу казалось мне. Но, чем дальше я углублялся в лагерь, тем больше видел людей, в глазах которых, за столь долгое время, светилась надежда. И причиной этой надежды стали явно не мои лекари, которых я созвал не только со всего Гримхайла, но и пригласил из южного Туркесхана и восточного Хингая.
Интерес к происходящему заставил поспешить к жилищу, в котором остановился Унбар.
‒ Лучше туда не входить! – дорогу мне заступил один из доверенных людей молодого воина.
‒ Я пришел проведать смотрителя и переговорить о дальнейших делах.
‒ О, владетель! ‒ навстречу мне из жилища вышел один из моих хингайских лекарей. ‒ Спешу сообщить тебе прискорбную весть ‒ молодой северный господин тяжело был ранен сегодня на охоте.
‒ Почему мне не сообщили об этом?
‒ Его люди приказали вас не беспокоить, ‒ лекарь склонился передо мной в своем подобострастном поклоне, так было принято у них на востоке. Хитрец ‒ хотел выслужится перед северянами, если бы не его лекарские способности, ноги бы его здесь уже не было.
‒ Именно, ты выполняешь только мои приказы! ‒ сразу поставил на место зарвавшегося хингайца. ‒ Ибо плачу тебя я! Поэтому завтра на рассвете ты покинешь лагерь и отправишься к своему императору, а я не забуду прислать ему сообщение о том, что одному из лучших лекарей двора доверять не стоит.
‒ Владетель! ‒ хингаец рухнул на колени к моим ногам. ‒ Не гневайся и прости за мое ослушание. Я сожалею, что отнесся к тебе без должного уважения.
‒ На твое уважение мне наплевать! Но доверие мое ты потерял. Убирайся!
Не дожидаясь, когда толстяк отползет, я обошел его тучное тело и направился в жилище, где находился раненый Унбар.
Вид смотрителя мне не понравился. Присев рядом с его ложем, я осмотрел рану, в котором застряло обломанное древко стрелы вместе с наконечником.
‒ И почему ты не приказал сообщить мне сразу же о произошедшем? Или я чем-то вызвал твое недоверие, Унбар?
‒ А что ты скажешь… на это? ‒ в его руке была зажата часть стрелы с оперением, Унбар протянул его мне.
‒ Скажу то же, о чем, думаю, ты и сам догадался. Мои люди никогда не украшают свои стрелы куриными перьями.
Смотритель только хмыкнул.
‒ Как это произошло?
‒ На охоте рано утром… Моим людям тоже надо что-то есть.
‒ Хельдог не особо вас балует провизией?
Унбар не ответил. А у меня кулаки сжались от злости так, что открылась рана на предплечье. Правитель Смежных земель просто спихнул эту проблему со своей головы, в надежде, что отряд северян и местные жители перережут друг другу глотки. Стрела, пущенная в молодого смотрителя, была грубой пародией на то, что изготавливали мои лучники. Северянам отчаянно нужен был конфликт, но он не получился. А это значило, что войны тоже не получится. Гибель дочери Хельдога не спровоцировала войну, но породила еще большую ненависть.
Старый тиран будет делать подлости, пока не добьется своего. Хельдогу не нужна была провинция, ему был нужен Гримхайл, желательно со всеми своими золотоносными жилами.
‒ Нам перестали поставлять провизию… после того, как я заключил с тобой договор.
‒ Мне жаль, Унбар, но не заставляй меня разочаровываться в тебе. К тому же, ты всегда можешь рассчитывать на меня. Фураж прибудет к вам вечером следующего дня. Я не отвернусь и не предам того, кого глубоко уважаю.
Болевая агония скрутила моего нового друга с новой силой.
‒ Я пришлю лекаря! ‒ я встал, собираясь вернуть того хингайского прохвоста.
