Нет. Он ведь не может меня узнать в сумраке наступающей ночи. Не может…
За спиной оказалось дерево, которое и решило исход моего отступления. Оно уткнулось мне в лопатки шершавой корой цепляясь за, видавший виды, плащ.
Регьярд навис надо мной, чем окончательно заставил сердце замереть и не биться, а саму меня не дышать. Все, что у меня получилось ‒ сглотнуть слюну, но это вышло слишком громко, в опустившейся на нас тишине. Его глаза пристально устремлены прямо на меня, а я, как будто мышь перед змеем ‒ понимаю свою близкую гибель, но уже ничего не могу сделать ‒ стою вот так вот и смотрю на него забитым взглядом жертвы.
Он постарел. Поседел.
Тогда, в самый первый раз, Регьярд предстал передо мной, хоть и доблестным воином, но с немалой долей холености. А сейчас жизнь в лагере наложила свой отпечаток ‒ усталость на лице, небрежность в одежде, более резкие и стремительные движения. Его рука на моем лице ‒ шершавая и теплая. Еще секунда и я упаду…
‒ Ты… не можешь быть ею, ‒ прошептал владетель прямо мне в лицо, ‒ невозможно быть похожей настолько, если… ты не она.
Большим пальцем проводит по, распухшей от удара, губе. Мне даже не больно, потому что это ласка ‒ нежная, приносящая удовольствие, от которого я закрываю глаза.
Разве так может быть?
Второй рукой он ведёт по моим бровям, глазам, щекам.
‒ Могут быть похожи черты лица, линии губ, нос, но… не глаза. Их цвет…
Ноги стали подкашиваться, осталось только дерево, которое предательски держало меня и никак не давало свалиться в бездну.
‒ Регьярд… ‒ даже не заметила, как прошептала его имя, выдав себя окончательно.
‒ У тебя глаза цвета льда, который обжег мое сердце, Вилия ‒ дочь моего врага!
От неожиданности глаза мои распахнулись. Имя. Вот оно! Мое настоящее имя ‒ Вилия. И что бы там ни говорила Тенхай, только когда Регьярд его произносит ‒ я как будто начинаю заново жить и дышать.
По-настоящему.
‒ Я тебя нашел… ‒ владетель склонился и уткнулся мне в лоб, глядя в глаза. ‒ Вилия.
А из моих глаз неожиданно полились ручьями слезы. Что мне ему сказать? Что я ждала, когда он меня найдет? Глупо. Ведь сама же убегала от него. Скрывалась, не желая быть узнанной. Но… где-то там ‒ на задворках души-предательницы ‒ теплилась надежда: он меня найдет, придет и заберет.
‒ Я… ‒ на этот раз сама обхватило его лицо своими ладонями. ‒ Я тебя ждала… очень ждала, Регьярд!
Мир вокруг плыл и кружился в безумном танце, а передо мной был только он. И так хотелось стереть эту печать усталости с его лица, забрать всю боль, что накопилась в нем и тяжким грузом осела на душе ‒ все это я почувствовала, видела, понимала, пока смотрела ему в глаза.
‒ Ты моя… ‒ шептали его горячие губы. ‒ Предназначенная мне, и никто, слышишь, никто не смеет тебя отнять у меня!
‒ Даже духи? ‒ вопрос, скорее, вырвался случайно, нежели имел цель выведать нечто серьезное.
‒ Даже духи! ‒ в своем убеждении Регьярд был тверд, как скала, которой он и был, наверняка.
А потом просто склонился к моим губам и… поцеловал, окончательно отправив мое сердце в пропасть…
Регьярд
Сбежала...
Чем и выдала себя. Еще при разговоре с Унбаром понял ‒ он что-то пытается скрыть от меня, рассказывая про шаманку, но при этом беспокоится за девушку.
‒ Зачем ты скрываешь то, что знаешь шаманку, Унбар? ‒ не выдержал и спросил напрямую. Времени было немного, а сам смотритель ранен и терял силы на лишние слова.
‒ Дело в том, что я сам не знаю… возможно это всего лишь совпадение.
‒ Ты, о чем?
‒ Я знал Вилию с детства…
В душе всколыхнулось беспокойство, зачем он все это говорит прямо сейчас.
‒ Она была ученицей Неи ‒ целительницы её тетки…
‒ К чему ты это рассказываешь мне? ‒ душу и так разрывала на части боль. Я мало знал о Вилии, так преступно мало, что рассказ Унбара вызвал почти физическое страдание. Он ее знал, а я, выходит, нет. Девушка, которую привел в свой дом и хотел назвать своей женой, была незнакомкой. Тогда почему до сих пор она занимает все мои мысли?
‒ Шаманка, как её тут у вас называют… н-не знаю… н-но… с ней что-то не так! Она как будто бы Вили и не Вили одновременно…
Я шел по лагерю словно в тумане. Морок ли это, колдовство? Возможно ли такое? Вряд ли. Но бродяжку следовало спасти. В том момент казалось, что это странная прихотливая игра духов, обиженных на меня за нарушение клятвы. Но разве я не достаточно заплатил за свои проступки?
Найденная живой девушка воодушевила меня, вселила уверенность и спокойствие в мечущуюся душу. После расправы над шайкой северян, хотел поближе рассмотреть ее, поговорить, но она была напугана и старалась держаться подальше, избегала прямого взгляда. Зато суетилась, беспокоилась, и ведь не о себе. Сообщила о предстоящем вторжении северян.
Только честная, бесхитростная Вилия со своим благородным и добрым сердцем могла переживать за человека, разрушившего её жизнь.
Правда, слова Унбара не выходили у меня из головы. Возможно, раненный человек, в агонии боли, начал попросту бредить.
А потом, стоило мне отвернуться… она сбежала.
Все же лес я знал лучше беглянки, потому и вышел ей навстречу.
Мы буквально столкнулись нос к носу. Глаза в глаза.
Как же я мечтал увидеть их. Светло-серые, льдистые, и нет в них ни капли той северной холодности, присущей её землячкам.
Конечно я её узнал! Можно одеться в лохмотья, испачкаться в саже и пыли, но невозможно спрятать глаза ‒ хрустальное пристанище человеческой души. Даже сумерки не смогли скрыть эти глаза, принадлежавшие моей возлюбленной.
Ох, Вилия! Моя Вилия!
Что творилось в ту секунду у меня в душе, известно, разве что, Великому Соколу, а, возможно, и ему не ведомо.
Не удержался, приблизился к ней. Она боялась, а я не мог не подойти. Хотелось прикоснуться к ней, почувствовать её реальную, живую. Я даже не помню, что говорил в тот момент, очнулся только от нежных рук на своем лице и слов, что произнесла девушка, заливаясь слезами.
‒ Я тебя ждала… очень ждала, Регьярд!
Да! Я нашел тебя, Вилия! Теперь ты моя! Моя навечно.
Поцелуй был дурманяще прекрасным. Казалось, в ту секунду, разорванная на кусочки душа, собралась воедино и даже телесная боль притупилась, отступила за край захлестнувшего меня счастья.
