— Кроме того, отправьте новый портрет Гловера в СМИ, — велел Брайт.
Тейтум не стал вслушиваться в дальнейшую череду коротких фраз. Вскоре все разошлись, а он размышлял о рисунке и о внешних изменениях Гловера. Заметив, что Грей остался на месте, Зои подошла к нему.
— Брифинг закончен, — сообщила она.
— Откуда Патрик Карпентер узнал о болезни Гловера? — спросил ее Тейтум.
— Что?
— Когда мы задержали Аллена Свенсона, в участок ворвался Патрик Карпентер и заявил, что Аллен не стал бы творить подобные зверства на пару с умирающим. Только вот в прессе никогда не упоминали, что у Гловера рак. И мы тоже Патрику об этом не говорили. На фото Гловер выглядит здоровым.
— Наверное, он сам пожаловался Патрику на болезнь, — предположила Зои. — Или до того дошли слухи…
— Рак у Гловера диагностировали в Дейле. Так что Патрик либо обсуждал Гловера с тем, кто недавно с ним встречался…
— Либо сам видел Гловера, — закончила за него Зои.
— Значит, нужно навестить Патрика, — сделал вывод Тейтум.
Глава 75
Леонор Карпентер жила словно на американских горках: от тревоги до облегчения и обратно — и так целыми днями. Ее эмоциональное состояние находилось полностью в руках неродившегося ребенка. Точнее, в ногах.
Когда он пинал Леонор, ее охватывало облегчение. Он там, еще живой. Стоило ему надолго затихнуть, и она начинала волноваться. Не задушила ли его пуповина? Не остановилось ли крохотное сердечко? Лежа в больнице, несмотря на постоянный дискомфорт, Леонор успокаивалась писком кардиомонитора. Как только монитор отключили, она оказалась во власти маленького Бума.
Зря она дала ему имя, не надо было. Так ничему и не научилась. Но на тридцатой неделе уже не могла звать его плодом или «этим».
Если малыш не пинал ее больше двух часов, тревога становилась невыносимой. Леонор лежала на боку и шептала ему:
— Давай, Бум. Один пинок для мамочки. Один маленький пиночек.
И он всегда послушно отвешивал легкий пинок, чтобы успокоить маму. Уже сейчас он такой умница!
Бум пнул ее пятнадцать минут назад, и у Леонор теперь, как шутил Патрик, все было просто «воспнитительно». Она чувствовала себя умиротворенной, почти счастливой, наблюдая, как Патрик допивает утренний кофе перед уходом. Она знала, что ему нужно идти в церковь: Кэтрин не стало, Альберт погрузился в скорбь, и прихожанам Патрик необходим. Община раскололась под ударами печали и страха. Многие не хотели посещать церковь из-за постоянного присутствия полицейских. Они нуждались в Патрике, чтобы сплотиться вновь.
Они с Бумом вытерпят несколько часов и без Патрика. Кроме того, они ведь не останутся в одиночестве.
Тем не менее, поймав взгляд Патрика, Леонор заметила в нем тревогу.
— У вас точно все в порядке? — спросил он.
— Конечно.
— Я могу остаться. Альберт справится… — Слова погасли, как огонек спички. Леонор видела правду. Альберт не справится. И вряд ли когда-либо сможет управлять приходом, как раньше.
— Ступай, — сказала она с улыбкой, — все будет хорошо. Я полежу в кровати. В случае чего Дэниел придет мне на помощь.
Как по команде, в кухню явился их постоялец. От его худобы у Леонор сжималось сердце. Бедняга, рак его не щадил, не говоря уже о полицейском преследовании… Внутри ее поднялась волна гнева, и в ответ Бум снова пнул ее живот.
— Доброе утро, — неуверенно поздоровался Дэниел.
— Хорошо спал? — осведомилась Леонор. Она слышала, как он ворочался в постели. По его словам, ночами особенно трудно переносить боль.
— Как младенец. — Он весело подмигнул. — Хоть и не так хорошо, как малыш Бум.
Леонор улыбнулась, восхищаясь его настроем.
— На самом деле он всю ночь колотил меня ножками.
— Вырастет дерзким, совсем как мама, — подметил Дэниел.
— Я приду домой до обеда, — сообщил Патрик. — Не хочу заставлять Леонор готовить.
— Не беспокойся, — с готовностью ответил Дэниел, — обед предоставь мне. Приготовлю курицу «а-ля Даниэль».
Патрика не убедили его слова.
— Если Леонор станет плохо, не вези ее в больницу сам. Вызови «Скорую».
— Я не смог бы вести машину при всем желании, — напомнил Дэниел.
— Да, верно.
— Иди. — Леонор рассмеялась. — С нами все в порядке.
Дэниел удалился, оставив их наедине. Патрик обнял ее перед уходом, крепко прижав к себе, будто боясь отпустить. Она положила его ладонь себе на живот. Бум снова ударил ее, и они с Патриком заулыбались. Потом тот ушел.
Леонор смотрела в окно кухни, задумавшись о бедной Кэтрин. Она никогда не познает, каково носить под сердцем новую жизнь. Не почувствует ударов крошечных ножек. Узы матери и ребенка.
Леонор смахнула со щеки слезу.
Подумать только, полицейские уверены, что Дэниел сотворил такое! Разве он мог хоть кого-нибудь обидеть, не говоря уже о Кэтрин? Полицейские не знали его так, как Леонор и Патрик. Не видели, как он часами беседовал с посетителями приюта для бездомных, ободрял их и приносил теплые одеяла на зиму. Ни один полицейский не слышал, как горячо Дэниел молится. Никто, кроме Леонор, не слышал его рассказов о трудном детстве, не видел его слез…
Где была полиция, когда вчера вечером Дэниел поблагодарил их с Патриком за приют и заявил, что хочет сдаться? Он волновался, что стресс отразится на беременности Леонор.
Она убедила Дэниела остаться. Все понимали: если он сдастся, то никогда не получит необходимое лечение. Рак его убьет, подпишет Дэниелу смертный приговор задолго до оправдания в суде.
Она собиралась пойти наверх, когда Дэниел вернулся в кухню.
— Я хочу немного отдохнуть, — сказала она. — Не стесняйся брать еду из…
Леонор вдруг заметила: Дэниел держит что-то в руках. Она не сразу поняла, что это пара ее чулок. Он держал их странно, натянув руками. Взгляд его стал отрешенным.
— Ой, — смущенно пробормотала Леонор, — мы оставили это в комнате для гостей?
Он шагнул к ней с легкой улыбкой.
— Мне очень жаль, Леонор, увы…
От внезапного стука в дверь оба замерли на месте. Глаза Дэниела расширились от страха.
— Наверное, пришла соседка, — успокоила его Леонор. — Она собиралась принести мне пирога. Иди в дом, я ее сейчас выпровожу.
Он помедлил, затем кивнул и быстро покинул кухню. Леонор медленно шла к двери, когда опять раздался стук.
— Минуточку! — громко сказала она.
Посмотрев в глазок, сразу узнала мужчину и женщину на пороге. На мгновение передумала открывать, но они уже слышали ее голос. Если не впустить, они почуют неладное.
