— А если вы собираетесь заплакать, чтобы
голове стало легче, маменька, так и я тоже поплачу с вами. А то что же, все
слезы только вам да вам, — укоризненно заметила Мэгги. — Нельзя быть такой
жадной. — И она немедленно в голос заревела.
Нелегко было уговорить ее, чтобы она
отправилась передать извинение. Пришлось Крошке Доррит пообещать рассказать ей
сказку (сказки Мэгги издавна любила без памяти) при условии, если она исправно
выполнит поручение и еще на часок оставит свою маленькую покровительницу одну;
эта приятная перспектива в совокупности с надеждой найти под лестницей свое
хорошее настроение, будто бы оброненное по дороге, наконец, убедили Мэгги. Она
удалилась, твердя себе под нос слова, которые ей поручено было передать гостю и
точно в назначенное время снова была на месте.
— Он очень расстроился, так и знайте, —
объявила она, — и даже хотел послать за доктором. И завтра он опять придет, да,
а сегодня, наверно, всю ночь спать не будет из-за вашей головы, маменька. Ай,
что это? Вы все-таки плакали?
— Совсем немножко, Мэгги.
— Немножко! Вот так немножко!
— Но теперь уже все прошло — право, прошло,
Мэгги. И голова уже не болит и не горит, как раньше, и вообще мне гораздо
лучше. Очень хорошо, что я не пошла никуда.
Большое пучеглазое дитя нежно обняло свою
маленькую маменьку, смеясь от радости, что видит ее повеселевшей; неуклюжие
руки с неожиданной ловкостью пригладили ее растрепавшиеся волосы, смочили глаза
и лоб холодной водой, снова сжали ее в объятиях и, наконец, усадили на прежнее
место у окошка. Туда же, к окошку, Мэгги с невероятными усилиями, совершенно
впрочем излишними, подтащила деревянный сундучок, на котором привыкла сидеть в
подобных случаях, уселась, обхватила руками колени и, пожирая Крошку Доррит
совсем круглыми от нетерпения глазами, сказала:
— Ну, теперь сказку, маменька, только
интересную.
— Какую же тебе рассказать сказку, Мэгги?
— Про принцессу, — сказала Мэгги, — но чтобы
про настоящую принцессу. Каких на самом деле не бывает.
Крошка Доррит на минуту задумалась; потом
немного грустная улыбка появилась на ее лице, порозовевшем в лучах заката, и
она начала:
— Жил-был когда-то славный король, и у него
было все, чего только может пожелать душа, и даже еще больше. Было у него золото
и серебро, алмазы и рубины, и много-много других сокровищ. Были дворцы, были…
— Больницы, — вставила Мэгги, еще крепче
обнимая свои колени. — Пускай у него будут больницы, там ведь так хорошо.
Больницы, где дают курятину.
— Да, и больницы тоже были, все было.
— И печеная картошка была, да? — спросила
Мэгги.
— Сколько угодно.
— Батюшки! — ахнула Мэгги и прижала колени к
груди. — Подумать только!
— И была у этого короля дочь, самая умная и
самая красивая принцесса на свете. Когда она была маленькой, то всегда знала
свои уроки наперед, до того, как учителя объяснят их, а когда подросла, то все
дивились на нее, как на чудо. А неподалеку от дворца стояла хижина, и в этой
хижине, одна-одинешенька, жила бедная женщина, маленькая-маленькая, совсем крошечная.
— Старушка, — вставила Мэгги, причмокнув
губами от удовольствия.
— Нет, не старушка. Напротив, молоденькая.
— Как же это она не боялась жить одна, —
сказала Мэгги. — Ну, рассказывайте, рассказывайте.
— Каждый день принцесса проезжала мимо хижины
в своей золотой карете, и когда бы она ни проехала, маленькая женщина всегда
сидела за прялкой у окна и глядела на принцессу, а принцесса глядела на нее. И
вот однажды принцесса приказала кучеру остановить лошадей, вышла из кареты и
подошла и заглянула в дверь хижины. Маленькая женщина и на этот раз сидела за
прялкой и глядела на принцессу, а принцесса глядела на нее.
— Это как в игре: кто кого переглядит, —
вставила Мэгги. — Дальше, маменька, дальше.
— Принцесса обладала волшебным даром: она
знала все тайны и секреты, и вот она сказала маленькой женщине: «Зачем ты ее
тут прячешь?» Тогда маленькая женщина поняла, что принцессе известно, почему
она живет в хижине совсем одна со своей прялкой, и она бросилась перед
принцессой на колени, умоляя не выдавать ее. Принцесса сказала на это: «Я тебя
никогда не выдам. Но ты мне ее покажи». Тогда маленькая женщина, вся дрожа от
страха, как бы кто не застал ее врасплох, затворила все ставни, заперла все
засовы, открыла тайник и показала принцессе — тень.
— Батюшки! — сказала Мэгги.
— Это была тень Кого-то, кто однажды прошел
мимо хижины, но давным-давно скрылся в далеких краях, навсегда и без возврата.
Тень была прекрасна, и маленькая женщина показывала ее принцессе с такой
гордостью, точно это было дивное, бесценное сокровище. Принцесса посмотрела на
тень и спросила: «Так ты и стережешь ее день и ночь?» Маленькая женщина
опустила глаза и прошептала: «Да». Тогда принцесса сказала: «Почему ты так
дорожишь этой тенью, напомни мне». И маленькая женщина ответила: «Потому что
среди проходивших когда-либо по этой дороге не было никого лучше и добрее; с
этого началось». И еще она сказала, что никому нет вреда или обиды от того, что
она хранит эту тень; ведь Кого-то уже нет здесь, он давно вернулся к ожидавшим
его…
— Так этот Кто-то — мужчина? — спросила Мэгги.
Крошка Доррит смущенно сказала: «Да, кажется»,
— и продолжала рассказывать:
— …вернулся к ожидавшим его, а воспоминание
принадлежит тому, кто это воспоминание хранит, оно ни у кого не украдено и не
отнято. На это принцесса сказала: «Да, но когда-нибудь ты умрешь, и после твоей
смерти его найдут здесь». Но маленькая женщина ответила, что, когда настанет ее
час, оно сойдет в могилу вместе с нею, и никто его не найдет.
— Понятное дело, — сказала Мэгги. — Ну,
рассказывайте дальше.
— Ты, верно, догадываешься, Мэгги, что
принцесса, услышав это, очень удивилась.
— Еще бы ей не удивиться, — сказала Мэгги.
— Вот она и решила наблюдать за маленькой
женщиной, чтобы узнать, чем все это кончится. Каждый день она проезжала мимо
хижины в своей золотой карете и всегда маленькая женщина сидела за прялкой
одна-одинешенька и глядела на нее, а она глядела на маленькую женщину. Но вот
однажды принцесса увидела, что колесо у прялки больше не вертится, а маленькой
женщины нигде нет. Она послала своих слуг узнать, отчего не вертится колесо и
куда девалась маленькая женщина, и слуги, воротясь, доложили ей: оттого не
вертится колесо, что некому больше вертеть его — маленькая женщина умерла.
