— Передайте мистеру Кэсби и его дочери, что я
прошу их не затрудняться расспросами о моем здоровье через третьих лиц. Если им
угодно меня видеть, они знают, что я всегда дома. Им незачем беспокоить себя и
других лиц. И вам самому незачем беспокоиться.
— Помилуйте, сударыня, какое же тут
беспокойство, — сказал мистер Панкс. — А выглядите вы в самом деле отлично,
сударыня, я бы даже сказал — превосходно.
— Благодарю вас, покойной ночи!
Эти слова и палец протянутой руки, указывавший
на дверь, были столь выразительны и недвусмысленны, что мистер Панкс не счел
возможным задерживаться долее. Он взъерошил волосы с самым непринужденным
видом, еще раз покосился на маленькую фигурку, копошившуюся на полу, сказал:
— Покойной ночи, сударыня. Не трудитесь
провожать меня, миссис Эффери; я дорогу знаю, — и на всех парах направился к
выходу. Миссис Кленнэм, подперев рукой подбородок, внимательно смотрела ему
вслед сумрачным, подозрительным взглядом; а Эффери, точно завороженная, не
спускала глаз со своей госпожи.
Но вот миссис Кленнэм медленно и задумчиво
отвела взгляд от двери, в которую вышел мистер Панкс, и устремила его на Крошку
Доррит, только что поднявшуюся с ковра. Слегка нахмурясь, вдавив подбородок в
ладонь, больная пристально смотрела на нее до тех пор, пока не заставила
оглянуться. Под ее зорким, испытующим взглядом Крошка Доррит смешалась,
покраснела и опустила глаза. Миссис Кленнэм продолжала глядеть на нее
по-прежнему.
— Крошка Доррит, — сказала она, наконец. — Что
вы знаете об этом человеке?
— Очень немного, сударыня. Я видела его
несколько раз, и однажды он заговорил со мной, вот, пожалуй, и все.
— Что же он вам сказал?
— Я не слишком хорошо поняла его, он говорил
так странно. Но ничего грубого или неприятного в его словах не было.
— Зачем он старается увидеть вас здесь?
— Не знаю, сударыня, — чистосердечно отвечала
Крошка Доррит.
— Но вы понимаете, что это из-за вас он
является сюда?
— Мне это приходило в голову, — сказала Крошка
Доррит. — Только я ума не приложу, зачем ему нужно меня видеть, здесь или где
бы то ни было.
Миссис Кленнэм вперила глаза в пол и
задумалась о чем-то с той же напряженной сосредоточенностью, с какой минуту
назад разглядывала тоненькую фигурку, которую сейчас, видимо, перестала
замечать. Несколько минут прошло, прежде чем она очнулась от раздумья и приняла
свой обычный сурово-непроницаемый вид.
Крошке Доррит пора было уходить, но она медлила,
опасаясь потревожить миссис Кленнэм в ее задумчивости. Наконец она отважилась
сойти со своего места и тихонько направилась к двери. Поравнявшись с креслом на
колесах, она остановилась, чтобы пожелать больной покойной ночи.
Миссис Кленнэм протянула руку и положила ей на
плечо. Крошка Доррит невольно вздрогнула, смущенная этим неожиданным жестом.
Быть может, ей вспомнилась на миг сказка о Принцессе.
— Скажите мне, Крошка Доррит, — спросила
миссис Кленнэм. — Много у вас друзей?
— Очень мало, сударыня. Кроме вас, только мисс
Флора и — и еще один человек.
— Этот? — спросила миссис Кленнэм, снова
указывая негнущимся пальцем на дверь.
— О нет, сударыня!
— В таком случае, кто-нибудь из его знакомых?
— Нет, что вы, сударыня. — Крошка Доррит
решительно покачала головой. — Нет, нет! Тот человек совсем не похож на него и
не имеет с ним ничего общего.
— Ну, бог с ним, — сказала миссис Кленнэм,
почти улыбаясь. — Это не мое дело. Я только потому спрашиваю, что отношусь к
вам с участием; и если не ошибаюсь, я была вашим другом тогда, когда у вас
других друзей не было. Разве это не так?
— Так, сударыня; именно так. Не раз бывало
время, когда, если бы не вы и не работа, которую я у вас получала, мы должны
были бы отказывать себе решительно во всем.
— Мы? — повторила миссис Кленнэм, взглянув на
часы своего покойного мужа, всегда лежавшие перед нею на столе. — А много ли
вас?
— Сейчас остались только мы с отцом — я хочу
сказать, нам с отцом приходится содержать только самих себя.
— А что, вы испытали много лишений — вы, ваш
отец и кто там еще у вас есть? — спросила миссис Кленнэм с рассчитанной
небрежностью, задумчиво вертя часы в руках.
— Иногда нам приходилось нелегко, — сказала
Крошка Доррит своим тихим, робким голосом, и как всегда без тени жалобы, — но я
думаю, не тяжелее, чем приходится многим.
— Хорошо сказано! — живо откликнулась миссис
Кленнэм. — Совершенно справедливо! Вы хорошая, разумная девушка. И вы умеете
быть благодарной, если я не обманываюсь в вас.
— Это вполне естественно и никакой заслуги тут
нег, — сказала Крошка Доррит. — Как же мне не быть благодарной вам?
Миссис Кленнэм с ласковостью, на каковую сновидица
Эффери даже во сне не могла бы счесть ее способной, притянула к себе маленькую
швею и поцеловала в лоб.
— Ну, ступайте, Крошка Доррит! — сказала она.
— Не то опоздаете, бедное мое дитя.
Ни в одном из снов, смущавших покой миссис
Эффери с тех пор, как за нею стала водиться эта особенность, не видела она
ничего более удивительного. Этак ей чего доброго следующий раз приснится, как и
другой умник целует Крошку Доррит, а потом — как оба умника бросаются друг
другу в объятия и дружно льют слезы любви к человечеству. От такого
предположения у миссис Эффери закружилась голова, и она едва не скатилась с
лестницы, провожая Крошку Доррит к выходу, чтобы запереть за ней на все засовы
дверь.
Выпуская Крошку Доррит из этой двери, она
вдруг обнаружила, что мистер Панкс вовсе не ушел — как следовало бы ожидать в
менее таинственном месте и при менее таинственных обстоятельствах, — а
нетерпеливо снует взад и вперед по палисаднику перед домом. Как-только он
завидел Крошку Доррит, он повернул ей наперерез и, поравнявшись с нею,
пробормотал, приложив палец к носу: «Панкс-цыган, предсказатель будущего!» —
после чего немедля скрылся из виду.
— Господи твоя воля, вот теперь еще цыгане и
предсказатели будущего, — воскликнула миссис Эффери, явственно расслышавшая его
слова. — Только этого тут недоставало!
