— Портрет, сэр, как вы сами видите.
— А можно узнать чей, мистер Флинтвинч?
— Покойного мистера Кленнэма. Ее мужа.
— И должно быть, прежнего владельца
замечательных часов? — спросил гость.
Мистер Флинтвинч, поворотившийся было к
портрету, снова извернулся кругом — и снова встретил все тот же взгляд и
улыбку.
— Да, мистер Бландуа, — колко ответил он. —
Это были его часы, они ему достались от дяди, а дяде — бог весть от кого, и это
все, что я могу сообщить об их родословной.
— Весьма энергичный характер у нашей больной,
не правда ли, мистер Флинтвинч?
— Да, сэр, — сказал Иеремия, опять
извернувшись лицом к гостю, что он проделывал несколько раз в течение
разговора, напоминая собой винт, который никак не удается ввинтить куда
следует; ибо поймать мистера Бландуа врасплох оказывалось решительно невозможно
и ему всякий раз приходилось отступать назад. — Это необыкновенная женщина.
Редкое мужество — редкая сила души.
— Я полагаю, они были очень счастливы? —
заметил Бландуа.
— Кто? — спросил мистер Флинтвинч, делая
очередную попытку ввинтиться в нужное место.
Мистер Бландуа ткнул правым указательным
пальцем в сторону комнаты больной, а левым указательным пальцем — в сторону
портрета, затем подбоченился, широко расставил ноги и улыбнулся мистеру
Флинтвинчу, опустив нос и приподняв усы.
— Как большинство супружеских пар, надо
думать, — отвечал мистер Флинтвинч. — Ручаться не могу. Не знаю. В каждой семье
есть свои тайны.
— Тайны! — живо подхватил мистер Бландуа. —
Повторите-ка, милейший, что вы сказали.
— Я сказал, — отвечал мистер Флинтвинч, чуть
подавшись назад, потому что гость вдруг так выпятил грудь, что мистер Флинтвинч
едва не уперся в нее носом. — Я сказал, что в каждой семье есть свои тайны.
— Есть, милейший, есть! — воскликнул Бландуа.
схватив его за плечи и раскачивая взад и вперед. — Ха-ха! Вы правы. В каждой
семье они есть! Тайны! Клянусь небом! И в некоторые семейные тайны замешан сам
дьявол, мистер Флинтвинч! — Он дружески похлопал мистера Флинтвинча по плечам,
словно восхищаясь остроумием отпущенной им шутки, потом вскинул руки кверху,
откинул голову назад, переплел пальцы на затылке и разразился громовым хохотом.
Новый оборот винта не принес мистеру Флинтвинчу успеха. Мистер Бландуа хохотал
до тех пор, пока не улегся его приступ веселости. — Дайте-ка мне на миг свечу,
— сказал он, успокоившись наконец. — Поглядим на супруга этой необыкновенной
женщины поближе. Ага! — Он поднял свечу к портрету. — Тоже, видно, недюжинной
силы характер, хотя несколько в ином роде. Почтенный джентльмен как будто
говорит — как это, а? — Не Забывай! Не правда ли, мистер Флинтвинч? Клянусь
небом, сэр, мне кажется, я слышу эти слова!
Он вернул свечу мистеру Флинтвинчу, не упустив
случая снова пристально на него поглядеть, и небрежной походкой направился
вместе с ним в сени, не переставая восхищаться старинной прелестью дома и
твердя, что получил удовольствие, от которого не отказался бы и за сто фунтов.
С этой неожиданной развязностью тона
изменилось и поведение мистера Бландуа; он стал грубее, резче, в нем появилось
нахальство и дерзость, которых прежде не было; мистер Флинтвинч замечал все
это, но его пергаментная физиономия, не подверженная никаким переменам,
сохраняла свое обычное бесстрастие. Могло разве показаться, что он чуть-чуть
лишнего повисел в петле, прежде чем дружеская рука перерезала веревку; в
остальном же он оставался таким, как всегда, невозмутимым и хладнокровным.
Осмотр дома закончился в маленькой комнатке, смежной с сенями. Здесь они
остановились, и мистер Флинтвинч посмотрел на мистера Бландуа.
— Очень рад. что вы получили удовольствие,
сэр, — спокойно заметил он. — Признаюсь, никак не ожидал. Вы даже словно бы
повеселели.
— Мало сказать, повеселел, — ответил Бландуа.
— Честное слово, я отдохнул и набрался свежих сил. Скажите, мистер Флинтвинч, у
вас бывают предчувствия?
— Не знаю, что вы под этим подразумеваете,
сэр, — был ответ.
— Предчувствие, это когда вам смутно кажется,
что должно произойти нечто — в данном случае нечто приятное.
— Пока что мне ничего такого не кажется, —
отвечал мистер Флинтвинч самым серьезным тоном. — Если начнет казаться, я вам
сообщу.
— Мне, например, кажется, — продолжал Бландуа,
— что нам с вами предстоит познакомиться поближе, милейший. А вам не кажется?
— Н-нет, — с осторожностью отвечал миегер
Флинтвинч. — Пока, нет.
— Я предчувствую, что мы с вами станем
близкими друзьями. Неужели у вас не появилось такое предчувствие?
— Пока не появилось, — сказал мистер
Флинтвинч.
Мистер Бландуа снова ухватил его за плечи и
несколько раз тряхнул в виде дружеской шутки; затем взял его под руку и
высказал надежду, что любезнейший старый плут не откажется распить с ним
бутылочку вина.
Мистер Флинтвинч, не колеблясь, принял
приглашение, и они тут же отправились в знакомую нам таверну, не смущаясь
дождем, который неугомонно стучал по оконным стеклам, крышам и тротуарам. Гроза
миновала, уже не гремел гром, не сверкали молнии, но дождь лил как из ведра.
Добравшись до своей комнаты, Бландуа в качестве любезного хозяина тут же
приказал подать портвейну и уютно свернулся на диванчике у окна (для удобства
подмяв под себя все хорошенькие подушечки), а мистер Флинтвинч расположился в
кресле по другую сторону стола. Мистер Бландуа предложил пить большими
стаканами, на что мистер Флинтвинч охотно согласился. Когда стаканы были
принесены и вино налито, мистер Бландуа, окончательно разошедшись, чокнулся со
своим гостем и предложил тост за дружбу, которая согласно его предчувствию
должна была связать их в самом недалеком будущем. Мистер Флинтвинч не разделял
бурного веселья своего хозяина, но тосты принимал любые, и исправно, хоть и
молча, пил сколько бы ему ни налили. Он с готовностью протягивал свой стакан,
когда мистер Бландуа изъявлял желание чокнуться (а он его изъявлял всякий раз,
вновь наполнив стаканы), и с не меньшей готовностью осушал бы не только свой
стакан, но и стакан Бландуа тоже, ибо от винной бочки его отличало лишь то, что
бочка не ощущает вкуса вина.
