— Так это все, дорогая моя? — сказала она,
сочувственно вздыхая. — Ну что ж поделаешь. Ведь это не ваша вина. Вам решительно
не в чем себя упрекнуть. Призовите на помощь всю вашу силу духа и постарайтесь
примириться с фактами.
— Родные этой девицы, — сказала миссис Гоуэн,
— само собой разумеется, не щадили усилий, чтобы завлечь Генри в ловушку.
— Могу себе представить, душа моя, — сказала
миссис Мердл.
— Я спорила, доказывала, день и ночь ломала
голову над тем, как мне вырвать Генри из их сетей.
— Нисколько не сомневаюсь, душа моя, — сказала
миссис Мердл.
— Но все было напрасно. Все мои старания ни к
чему не привели. Скажите же мне, моя дорогая: правильно ли я поступила, в конце
концов согласившись, хоть и с величайшей неохотой, на то, чтобы Генри взял жену
не из Общества, или же это была непростительная слабость с моей стороны?
В ответ на этот призыв миссис Мердл в качестве
верховной жрицы Общества заверила миссис Гоуэн в том, что ее поведение достойно
всяческих похвал, что ее переживания заслуживают всяческого сочувствия, что она
поступила как героиня и вышла из горнила мук очищенной. И миссис Гоуэн,
которая, разумеется, видела сама себя насквозь и знала, что миссис Мердл видит
ее насквозь и что Общество тоже увидит ее насквозь, тем не менее довела
церемонию до конца так, как и начала — с честью и не без удовольствия.
Встреча происходила в четыре или пять часов
пополудни — время, когда по всей Харли-стрит, Кэвендиш-сквер снуют экипажи и
раздается стук дверных молотков. Едва беседа приняла описанный выше оборот,
воротился домой мистер Мердл, весь день, как обычно, трудившийся над тем, чтобы
еще и еще упрочить славу Англии во всех частях цивилизованного мира, где только
могут встретить должную оценку всесветный размах коммерческой инициативы и
грандиозные порождения деятельности ума в сочетании с капиталом. Ибо хотя никто
толком не знал, в чем, собственно, состоит деятельность мистера Мердла (знали
только, что она приносит деньги), но именно в таких выражениях принято было
характеризовать ее в торжественных случаях, и любезное Общество безоговорочно
принимало эту характеристику, совершенно по-новому истолковывая притчу о
верблюде и игольном ушке.
[69]
Для человека, облеченного столь величественной
миссией, мистер Мердл был на вид несколько простоват, как будто, занятый своими
торговыми операциями, он второпях поменялся головами с какой-то личностью
помельче. В гостиную, где беседовали дамы, он заглянул случайно, уныло скитаясь
по всем комнатам с единственной целью укрыться от мажордома.
— Прошу прощения, — сказал он, в
замешательстве остановившись на пороге. — Я думал, тут никого нет, кроме
попугая.
Услышав, однако, от миссис Мердл «Войдите!», а
от миссис Гоуэн уверения, что ей давно пора домой (она и в самом деле уже
встала, чтобы распроститься), он вошел и приткнулся у окна в дальнем конце
комнаты, сцепив руки под обшлагами сюртука, и так крепко ухватившись одной за
другую, как будто он сам себя арестовал и вел в тюрьму. Приняв эту позу, он тут
же погрузился в глубокую задумчивость, из которой его вывел голос жены после
того, как они уже с четверть часа пробыли одни в гостиной.
— А? Что? — откликнулся мистер Мердл,
повернувшись в сторону оттоманки, на которой сидела его супруга. — В чем дело?
— В чем дело? — повторила миссис Мердл. —
Прежде всего в том, что я жалуюсь, а вы даже не слушаете.
— Вы жалуетесь, миссис Мердл? — переспросил
мистер Мердл. — А я и не знал, что вы больны. На что же вы жалуетесь?
— На вас, — сказала миссис Мердл.
— Ах, на меня! — сказал мистер Мердл. — Что же
я — чем же я — почему же вы на меня жалуетесь, миссис Мердл?
Так как мысли его постоянно разбегались и
блуждали где-то далеко, ему не сразу удалось подобрать нужные слова. Затем, в
смутном желании удостовериться, что он действительно хозяин этого дома, он
сунул указательный палец в клетку к попугаю, который выразил свое мнение тем,
что немедленно вцепился в него клювом.
— Итак, вы говорили, миссис Мердл, — сказал
мистер Мердл, принимаясь сосать пострадавший палец, — что жаловались на меня.
— Да, жаловалась, и не напрасно, — сказала
миссис Мердл. — Это видно хотя бы из того, что я принуждена повторять все
сначала. С вами говорить все равно что со стенкой. И гораздо хуже, чем с
попугаем — тот по крайней мере закричал бы.
— Неужели вам хочется, чтобы я кричал, миссис
Мердл? — отозвался мистер Мердл, усаживаясь в кресло.
— А что, пожалуй, это было бы лучше, чем
смотреть в пространство отсутствующим взглядом, — отпарировала миссис Мердл. —
Хоть было бы ясно, что вы замечаете то, что происходит вокруг вас.
— Можно кричать, и тем не менее не замечать
ничего, миссис Мердл, — сумрачно отвечал мистер Мердл.
— А можно и не крича оставаться таким упрямым,
как вы, — возразила миссис Мердл. — Что верно, то верно. А если вам угодно
знать, что заставляет меня жаловаться на вас, извольте, в двух словах: незачем
вам являться в Общество, раз вы не желаете считаться с его требованиями.
Мистер Мердл ухватился за остатки своей
шевелюры и вскочил так стремительно, словно таким способом сдернул себя с
кресла.
— Во имя всех сил преисподней, миссис Мердл,
да кто же старается для Общества больше меня? Взгляните на этот дом, миссис
Мердл! Взгляните на эту обстановку, миссис Мердл! Повернитесь к зеркалу и
взгляните на самое себя, миссис Мердл! Вам известно, сколько все это стоит? А
для кого все это, вам известно? И у вас поворачивается язык сказать, что мне
незачем являться в Общество? Когда я буквально засыпаю Общество золотом! Когда
я изо дня в день тружусь, как — как — как каторжник, прикованный к тачке, чтобы
возить золото для этого самого Общества!
— Нельзя ли поспокойней, мистер Мердл, —
сказала миссис Мердл.
— Поспокойней! — вскричал мистер Мердл. — Да с
вами никакого спокойствия не хватит! Вы разве знаете, что я делаю, чтобы
удовлетворить требования Общества? Вы разве знаете, на какие жертвы я иду ради
него?
— Я знаю, — отвечала миссис Мердл, — что на
ваших приемах собираются сливки английского Общества. Я знаю, что вы приняты во
всех лучших домах Англии. И мне кажется, что я знаю — впрочем, скажу без
жеманства: я знаю, что я знаю, кто тут играет далеко не последнюю роль.
