Кончилось тем, что он повстречался с
мажордомом, великолепие которого в один миг доконало его. Чувствуя все свое
ничтожество перед этим домашним светилом, он спасся бегством в свою гардеробную
и сидел там взаперти до тех пор, пока не настало время усесться в роскошный
экипаж миссис Мердл и вместе с ней ехать на званый обед. Там зависть и лесть,
как всегда, окружили его со всех сторон — Финансы, Церковь, Адвокатура лебезили
и увивались вокруг него; а в час пополуночи он один воротился домой и, точно
жалкий огарок свечи угаснув в собственных сенях под величественным взглядом
мажордома, со вздохом отправился спать.
Глава 34
Колония полипов
Мистер Гоуэн и его собака теперь дневали и
ночевали в Туикнеме, и уже был назначен день свадьбы. Большое сборище Полипов,
ожидавшееся в этот день, должно было придать брачной церемонии столько блеску,
сколько такое незначительное событие в состоянии было отразить.
Собрать все семейство Полипов под одной крышей
не представлялось возможным по двум причинам. Во-первых, не нашлось бы такой
крыши, под которой уместились бы все прямые и побочные отпрыски этого
прославленного рода. Во-вторых, на каждом клочке земли в подлунном мире, где
только реял британский флаг, если там было казенное местечко, то к этому
местечку присосался Полип. Не успевал какой-нибудь бесстрашный мореплаватель
ступить на неведомую доселе почву и объявить ее собственностью британской
короны, как Министерство Волокиты уже слало туда Полипа с сумкой для денеш. Так
что Полипы теперь рассеяны по всему свету, и депеши их несутся во всех
направлениях, обозначенных на компасе.
Даже волшебник Просперо
[71]
не мог бы созвать
всех Полипов из всех уголков суши и моря, где они обретались без всякой пользы
или даже во вред обществу, но с пользой для собственного кармана; однако, если
нельзя было собрать всех, то можно было собрать многих. Эту Задачу и взяла на
себя миссис Гоуэн. Она то и дело наведывалась к мистеру Миглзу, чтобы внести
новые добавления в список приглашенных, и подолгу совещалась с ним на эту тему,
если только он не был занят проверкой и уплатой долгов своего будущего зятя —
чему в описываемую пору посвящал он немало времени, удалившись в святилище
лопатки и весов.
Существовал человек, который для мистера
Миглза был более дорогим и желанным гостем, нежели самый высокопоставленный из
приглашенных на свадьбу Полипов — хоть мистер Миглз отнюдь не был равнодушен к
почетной перспективе принимать в своем доме столь избранное общество. Этим
человеком был Кленнэм. А Кленнэм свято помнил обещание, данное им в тени
деревьев однажды летним вечером, и, как истинный рыцарь, готов был исполнить
все, к чему почитал себя в силу этого обещания обязанным. Думая не о себе, но
лишь о той, кому он стремился служить верой и правдой, он на приглашение
мистера Миглза весело ответил: «Разумеется, буду!»
Некоторой заковыкой в раздумьях мистера Миглза
был компаньон Кленнэма, Дэниел Дойс: почтенный джентльмен смутно опасался, как
бы от соприкосновения Дойса с чиновной полиповшиной не образовалась некая
взрывчатая смесь, способная воспламениться даже на свадебном торжестве. Но
государственный преступник сам устранил повод для тревоги, явившись в Туикнем и
на правах старого друга попросив в виде особого одолжения не приглашать его на
свадьбу. «Видите ли, — сказал он, — мы с этими джентльменами не сошлись в
намерениях: я желал исполнить свой патриотический долг и оказать услугу
отечеству, а они желали помешать мне в этом, вымотав из меня душу; так стоит ли
нам пить-есть за одним столом, прикидываясь закадычными друзьями?» Мистер Миглз
немало потешался над очередной причудой своего приятеля, но в конце концов
сказал еще более покровительственно-снисходительно, чем всегда: «Ладно, ладно,
Дэн, хоть это и блажь, но пусть будет по-вашему».
С мистером Генри Гоуэном Кленнэм все это время
старался держаться просто и с достоинством, но так, чтобы молодой человек мог
почувствовать его искреннее и бескорыстное стремление к дружбе. Мистер Гоуэн
принимал это с обычной непринужденностью и обычной непосредственностью, в
которой ничего непосредственного не было.
— Видите ли, Кленнэм, — заметил он как-то,
когда они гуляли вместе невдалеке от коттеджа (до свадьбы оставалось не больше
недели), — я человек разочарованный. Вам это должно быть известно.
— Мне кажется, у вас для этого нет причин, —
сказал Кленнэм, несколько смутившись.
— Помилуйте, — возразил Гоуэн, — я принадлежу
к семейству, роду, клану, племени, называйте как хотите, которому решительно
ничего не стоило обеспечить мою жизненную карьеру, но никто из родичей не
пожелал и пальцем для меня шевельнуть. И что же я теперь — бедный художник!
— Да, но зато… — начал было Кленнэм, однако
Гоуэн тут же перебил его:
— Знаю, знаю. Мне выпало счастье быть любимым
прелестной девушкой, которую я в свою очередь люблю всем сердцем…
(«А есть ли у вас сердце?» — невольно подумал
Кленнэм — и тотчас же устыдился своих мыслей.)
— …да в придачу еще получить тестя, у которого
покладистый нрав и щедрая рука. Но не о том пелось в песнях, которыми меня
баюкали в детстве, и не о том мечтал я поздней, в школьные годы, когда меня уже
никто не баюкал. Песни не сбылись, мечты тоже, как же мне не быть
разочарованным?
И снова Кленнэм невольно подумал (а подумав,
устыдился своих мыслей), уж не представляется ли мистеру Гоуэну его
разочарованность чем-то вроде положения в жизни, которое он намерен предложить
своей невесте, и не окажется ли это пагубным для его будущей семьи, как уже
оказалось пагубным для его профессии? Да и может ли подобное представление
привести к добру в чем бы то ни было?
— Но разочарование все же не сделало вас
ипохондриком, — сказал он вслух.
— Нет, черт возьми, нет, — засмеялся Гоуэн. —
Этого мои родичи не стоят, хоть они, в общем, милейшие люди и я их всех очень
люблю. К тому же приятно показать им, что я и без них не пропаду и могу
преспокойно послать их ко всем чертям. В конце концов много ли есть людей,
которым бы жизнь не принесла разочарований, не в том, так и другом; и ни для
кого это не проходит бесследно. Но все-таки наш добрый старый мир чудесно
устроен, и я на него не нарадуюсь!
— Для вас сейчас он особенно прекрасен, —
заметил Артур.
— Прекрасен, как эта река в лучах летнего
солнца! — с жаром воскликнул его собеседник. — Честное слово, я весь трепещу от
восторга перед ним, от нетерпения окунуться в самую его гущу! Право же, это
лучший из миров! А моя профессия! Разве она не лучшая из всех существующих
профессий?
— Мне кажется, она дает большой простор для
воображения и для честолюбия, — сказал Кленнэм.
