Но Артуру Кленнэму нетрудно было угадать, что
осталось недосказанным в этой истории — даже если бы он не слышал слова
«маменька», даже если бы не видел ласкового поглаживания хрупкой маленькой руки
большой шершавой ладонью; даже если бы от его глаз укрылись слезы, выступившие
на выпученных глазах; даже если бы до его ушей не долетело короткое
всхлипыванье, оборвавшее нелепый смех. И сколько не вспоминал он потом эту
темную подворотню, исхлестанную дождем и ветром, эту корзинку залепленного
грязью картофеля, дожидавшегося, чтобы его снова вываляли в грязи, все это никогда
не казалось ему таким обыденным и неприглядным, как оно было на самом деле.
Никогда, никогда!
Они были уже почти у цели, когда произошла эта
встреча, и теперь, выйдя из подворотни, хотели было направиться прямо к воротам
тюрьмы. Но им пришлось остановиться по дороге у бакалейной лавки в угоду Мэгги,
непременно желавшей выказать перед ними свои познания. Она с грехом пополам
умела читать и довольно бойко разбиралась в жирных цифрах, проставленных на
ярлыках с обозначением цен. Ей даже удалось, храбро выпутываясь из ошибок,
одолеть афишки, на которых настойчивые человеколюбивые увещания: «Пробуйте нашу
Леденцовую Смесь, Пробуйте нашу Семейную Ваксу, Пробуйте наш Ароматный Черный
Чай „Померанцевый букет“, Лучший из Существующих Сортов Цветочного Чая» —
перемешивались с не менее настойчивыми призывами остерегаться подделок и
подражаний. И, видя, как лицо Крошки Доррит розовеет от удовольствия при каждой
новой удаче Мэгги, Артур Кленнэм готов был без конца изучать свод премудростей
бакалейной витрины, состязаясь в упорстве с дождем и ветром.
Наконец они все же очутились в наружном
дворике тюрьмы, и там он распрощался с Крошкой Доррит. Никогда еще не казалась
она ему такой крошечной, как в ту минуту, когда входила в ворота вместе с Мэгги
— маленькая маменька и ее большое дитя.
Дверца отворилась, пташка, выросшая в неволе,
покорно впорхнула в свою клетку, и дверца затворилась снова; Артур проводил ее
глазами и пошел домой.
Глава 10
Заключающая в себе всю науку управления
Министерство Волокиты (как известно каждому и
без пояснений) всегда было самым важным учреждением в государстве. Ни одно
общественное предприятие не может осуществиться, не будучи одобрено
Министерством Волокиты. Оно — всюду, где только запахнет жареным, что бы ни
жарилось, огромный общественный гусь или малюсенькая общественная куропатка.
Нельзя ни совершить заведомо справедливый поступок, ни исправить Заведомую
несправедливость, не получив на то особого разрешения Министерства Волокиты.
Если бы возник в наши дни новый Пороховой заговор
[27]
и был раскрыт за полчаса
до взрыва, кто осмелился бы спасать парламент, не дожидаясь, пока Министерство
Волокиты назначит полдюжины комиссий, составит полбушеля
[28]
протоколов,
разошлет несколько мешков циркуляров и накопит такое количество не слишком
грамотной переписки, которым можно бы забить целый фамильный склеп.
Это славное учреждение появилось на свет
тогда, когда государственные мужи открыли один великий и непревзойденный
принцип, исчерпывающий все трудное искусство управления страной. Оно первым
сумело усвоить этот благодетельный принцип и с успехом стало руководствоваться
им в своей официальной деятельности. Как только выяснялось, что нужно что-то
сделать, Министерство Волокиты раньше всех других государственных учреждении
изыскивало способ не делать того, что нужно.
Тонкое чутье, при этом проявленное, такт, с
которым неизменно улавливалась самая суть вышеупомянутого принципа, и
несравненное уменье применять его на деле привело к тому, что Министерство
Волокиты стало играть главную роль в нашей общественной жизни, а наша
общественная жизнь — стала тем, что она есть.
Правда, вопрос, как не делать того, что нужно,
обстоятельно изучался и разрабатывался также всеми другими государственными
учреждениями и политическими деятелями. Правда, каждый новый премьер-министр и
каждое новое правительство, придя к власти благодаря обещанию сделать то-то и
то-то, сейчас же употребляли все усилия на то, чтобы этого не делать. Правда,
те самые избранники народа, которые во время избирательной кампании метали
громы и молнии из-за того, что то-то и то-то не было сделано, и грозно
требовали у сторонников кандидата противной партии ответа, почему то-то и то-то
не было сделано, и громогласно утверждали, что оно должно быть сделано, и
торжественно ручались, что оно будет сделано, — назавтра после всеобщих выборов
уже ломали голову над тем, как устроить, чтобы оно не было сделано. Правда,
сущность дебатов обеих палат с начала и до конца сессии сводилась к
пространному обсуждению вопроса, как не делать того, что нужно. Правда, тронная
речь при открытии сессии гласила примерно следующее: Лорды и джентльмены, вам
нужно сделать многое, а потому приглашаю вас разойтись по своим палатам и
приступить к изысканию способа не делать того, что нужно. Правда, тронная речь
при закрытии сессии гласила примерно следующее: Лорды и джентльмены, вы славно
потрудились в течение нескольких месяцев, блюдя свой верноподданнический и
патриотический долг; вы ревностно старались не делать того, что нужно, и вам
это удалось; а потому, призвав благословение божие на урожай этого года (я
говорю о хлебе, а не о политике), приглашаю вас разъехаться по домам. Все это
правда, но Министерство Волокиты пошло еще дальше.
