Нужна была немалая осмотрительность, чтобы,
последовав этому приглашению, не стукнуться в темноте лбом о внутреннюю дверь,
и со страху и сослепу не покатиться тут же по лестнице, ведущей в подвал. Но
посетитель счастливо избежал этой опасности и благополучно ступил на коврик
прихожей.
Услышав вторичное «пожалуйте», посетитель
двинулся за лакеем дальше. Распахнулась еще одна дверь — вылетела пробка еще из
одной бутылки. Новый сосуд содержал, по-видимому, экстракт кухонных помоев.
Затем произошло небольшое замешательство, вызванное тем, что лакей необдуманно
отворил дверь мрачной столовой, неожиданно обнаружил там кого-то и немедленно
попятился назад, наступая посетителю на ноги. Наконец посетитель был загнан в
маленькую тесную гостиную в конце узкого коридора, где, дожидаясь, пока о нем
доложат, он мог вдыхать освежающий аромат из обеих бутылок сразу, любоваться
видом на заднюю стену соседнего дома, торчавшую в трех футах от окна, и
размышлять о том, много ли на свете семейств Полипов, которые из тщеславия
селятся по доброй воле в таких трущобах.
Мистер Полип готов принять его. Угодно ему
подняться наверх? Ему было угодно, и он поднялся; и вот, в своей парадной
гостиной, сидя в кресле и вытянув на стул больную ногу, предстал перед ним сам
мистер Полип, символ и воплощение великого принципа: не делать того, что нужно.
Мистер Полип помнил лучшие времена, когда
государство было не столь скупо, а враги Министерства Волокиты не столь
придирчивы. Шея мистера Полипа была обмотана белым платком так же туго, как он
обматывал шею государства канцелярской писаниной. У него были внушительные
манжеты и воротничок, внушительный голос и внушительные манеры. Его украшала
массивная часовая цепочка со связкой печаток, застегнутый до последней
возможности сюртук, застегнутый до последней возможности жилет, панталоны без
единой морщинки и негнущиеся сапоги. Он был великолепен, строг, солиден и
неприступен. Казалось, он всю свою жизнь позировал для портрета сэру Томасу
Лоуренсу.
[31]
— Мистер Кленнэм, если не ошибаюсь? — сказал
мистер Полип. — Прошу садиться.
Мистер Кленнэм исполнил просьбу.
— Вы как будто заходили ко мне в Министерство
Волокиты, — сказал мистер Полип, произнося последнее слово так, словно в нем
было по меньшей мере двадцать пять слогов.
— Да, я взял на себя такую смелость.
Мистер Полип величественно наклонил голову,
как бы говоря: это безусловно была смелость с вашей стороны, но раз уж так
случилось, вы можете взять на себя дополнительную смелость изложить мне свое
дело.
— Считаю долгом предупредить вас, что я
довольно долго жил в Китае, чувствую себя почти чужим на родине и не имею
никакой личной или корыстной заинтересованности в том деле, которое меня к вам
привело.
Мистер Полип слегка побарабанил пальцами по
столу с таким видом, словно собирался позировать новому, незнакомому художнику
и хотел сказать ему: «Вы меня очень обяжете, воспроизведя на портрете то
возвышенное выражение, которое вы сейчас наблюдаете на моем лице».
— Я познакомился в тюрьме Маршалси с
несостоятельным должником по фамилии Доррит, который провел там почти половину
жизни. Я хотел бы разобраться в положении его дел, представляющемся мне весьма
запуганным, и узнать, нельзя ли сейчас, после стольких лет, хотя бы немного
облегчить его участь. Когда я пытался выяснить, кто является наиболее
влиятельным среди кредиторов, мне назвали имя мистера Полипа. Это соответствует
истине?
Одно из основных правил Министерства Волокиты
— никогда, ни при каких обстоятельствах не давать прямого ответа, и потому
мистер Полип сказал:
— Возможно.
— А позвольте спросить, вы выступаете как
представитель государства или как частное лицо?
— Министерство Волокиты, сэр, — ответил мистер
Полип, — я не утверждаю, я только допускаю возможность, — Министерство
Волокиты, возможно, способствовало вчинению иска против некоего
обанкротившегося предприятия, или фирмы, или товарищества, к которому принадлежало
упомянутое вами лицо. Вопрос мог быть в ходе официального делопроизводства
направлен на рассмотрение Министерства Волокиты. Министерство могло издать или
санкционировать предписание о вчинении такого иска.
— Очевидно, следует предположить, что так оно
и было?
— Министерство Волокиты, — сказал мистер
Полип, — не несет ответственности за предположения частных лиц.
— А где бы я мог навести официальную справку о
состоянии этого дела?
— Любому из — публики, — сказал мистер Полип,
с неохотой выговаривая название неопределенного сообщества, в котором он явно
видел своего природного врага, — предоставлено право обращаться с запросами в
Министерство Волокиты. Разъяснения относительно соблюдения необходимых
формальностей даются в соответствующем департаменте Министерства.
— А в каком именно?
— Для получения ответа на этот вопрос
соблаговолите обратиться непосредственно в Министерство, — сказал мистер Полип
и позвонил.
— Прошу извинить, но…
— Министерство вполне доступно для — для
Публики (мистера Полипа неизменно шокировал дерзкий смысл, заключенный в этом
слове), если она, Публика, обращается к нему в официально установленном
порядке; если же она, Публика, обращается не в официально установленном
порядке, то это ее, Публики, вина.
Мистер Полип отвесил Кленнэму сдержанный
поклон, в котором оскорбленное достоинство отца семейства соединялось с
оскорбленным достоинством должностного лица и с оскорбленным достоинством
жителя великосветского квартала; Кленнэм в свою очередь отвесил поклон мистеру
Полипу, после чего расслабленный слуга выпроводил его на Мьюз-стрит.
Пораздумав немного, он решил, что хотя бы ради
испытания своего упорства еще раз пойдет в Министерство Волокиты и попробует
добиться там какого ни на есть толку. И спустя короткое время он снова вступил
под своды Министерства Волокиты и снова отправил свою карточку Полипу-младшему
через рассыльного, который весьма неодобрительно отнесся ко вторичному
появлению назойливого посетителя, тем более, что должен был из-за него
оторваться от картофеля с мясной подливкой, которым в это время лакомился за
перегородкой у камина.
Полип-младший по-прежнему томился в отцовском
кабинете, в ожидании, когда стрелка часов доползет до четырех; только теперь он
поджаривал не икры, а коленки.
