— Мистер Кэсби, сэр, — ответил Плорниш. —
Кэсби его фамилия, а еще есть Панкс, тот собирает квартирную плату. Да, —
прибавил мистер Плорниш в задумчивости, которая, казалось, ни из чего не
проистекала и ни к чему не вела, — так вот оно и обстоит, хотите верьте, хотите
нет, ваша воля.
— А? — тоже в задумчивости отозвался Кленнэм.
— Мистер Кэсби, вы сказали? Старый знакомый, очень старый знакомый.
Мистер Плорниш, видимо, не зная, какое мнение
высказать по этому поводу, не высказал никакого. Собственно говоря, у него не
было ни малейших причин интересоваться упомянутым обстоятельством, а потому
Артур Кленнэм перешел к изложению цели своего прихода. Дело было в том, что он
решил прибегнуть к посредничеству Плорниша, чтобы освободить из тюрьмы Типа, по
возможности не задев его чувства самостоятельности и независимости — если
предположить, что хотя бы остатки такого чувства у него имеются, что, впрочем,
было весьма сомнительно. Плорниш, которому подробности дела были известны от
самого ответчика, объяснил Артуру, что истцом является один маклак,
промышляющий перекупкою лошадей, и что если рассчитаться с ним по десять
шиллингов за фунт, то это будет «вполне по-божески», а давать больше — все
равно что бросать деньгина ветер. Не теряя времени, доверитель и доверенный тут
же отправились на Хай-Холборн, где в одной конюшне продавался по случаю
великолепнейший серый мерин; цена ему была самое меньшее семьдесят пять гиней
(не считая стоимости спиртного, которое ему подливали в пойло для придания
лихого вида), а уступали его всего за двадцать фунтов, только потому, что на
днях он едва не сбросил с седла супругу капитана Барбери из Челтнема, и теперь
эта дама, не желая признать себя плохой наездницей, нарочно решила продать его
за бесценок — просто с досады. Оставив своего доверителя на улице, Плорниш один
вошел в конюшню и застал там джентльмена в узких серо-бурых панталонах и сильно
потертой шляпе, с голубым платком на шее и тоненькой тросточкой в руках. Это
оказался капитан Марун из Глостершира, ближайший друг капитана Барбери; он
забрел в конюшню совершенно случайно, но готов был из лучших побуждений
сообщать вышеупомянутые подробности о великолепном сером мерине всякому
истинному ценителю лошадей, который явится по объявлению, спеша воспользоваться
столь редкой удачей. Он и был кредитором Типа, но тут же объявил, что мистеру
Плорнишу надлежит обратиться к его поверенному, и что с мистером Плорнишем он
разговаривать не станет, к что даже смотреть на мистера Плорниша не желает —
вот если бы тот, в доказательство серьезности своих намерений, вручил ему
немедленно билет в двадцать фунтов, тогда другое дело, можно бы и поговорить.
Мистер Плорниш тут же отправился довести этот намек до сведения Кленнэма, и
вручение требуемых верительных грамот состоялось. После чего капитан Марун
сказал: «Ну, а как с остальными двадцатью? Хотите, я вам дам месяц сроку?»
Когда это было отклонено, капитан Марун сказал: «Ну тогда сделаем так: на те
двадцать вы мне дадите вексель сроком на четыре месяца с переводом на
какой-нибудь банк». Когда и это было отклонено, капитан Марун сказал: «Ну тогда
вот вам мое последнее слово: давайте еще десять фунтов наличными, и мы в
расчете». Когда и это было отклонено, капитан Марун сказал: «Ну тогда знаете
что: ваш приятель меня здорово нагрел, но чтоб уж покончить с этим делом,
давайте пять фунтов и бутылку вина, и я его освобожу. Согласны, так по рукам, а
не согласны — скатертью дорога». А когда и это тоже было отклонено, капитан
Марун сказал: «Ну ладно, идет!» И выдал расписку в том, что претензий к
должнику больше не имеется.
— Мистер Плорниш, — сказал Артур, — я вас
очень прошу сохранить в тайне мою причастность к этому делу. Если вы возьмете
на себя труд сообщить молодому человеку, что вам удалось достигнуть соглашения
с его кредитором по поручению лица, пожелавшего остаться неизвестным, вы этим
окажете услугу не только мне, но и самому Типу и его сестре.
— Последнего довода вполне достаточно, сэр, —
сказал Плорниш. — Все будет исполнено в точности.
— Можете сказать, что долг уплатил друг. Друг,
который надеется, что он употребит во благо возвращенную ему свободу, хотя бы
ради сестры.
— Все будет исполнено в точности, сэр.
— А если вы, зная лучше меня обстоятельства
этой семьи, стали бы без стеснения обращаться ко мне во всех случаях, когда, по
вашему мнению, я могу быть полезен Крошке Доррит, не опасаясь задеть ее
чувства, я был бы вам чрезвычайно обязан.
— Что вы, сэр, помилуйте, — возразил Плорниш,
— да я и сам… да мне и самому… — Не видя возможности благополучно завершить
начатую фразу, мистер Плорниш счел за лучшее отказаться от дальнейших попыток.
Кленнэм вручил ему свою карточку и некоторое денежное вознаграждение.
