Армия и сама повергала в трепет, но еще большую тревогу внушали новехонькие боевые орудия, которыми она была оснащена. Решение Мехмеда напасть на Константинополь весной 1453 года в основном объяснялось недавними триумфами его пушкарей. В Западной Европе пушки применялись уже более ста лет, с тех самых пор, как немецкий монах Шварц
[30] сконструировал пушку, ядра в которой приводились в движение порохом. Вскоре стало ясно, насколько полезны пушки в осадной войне, однако опыты немцев при осаде Чивидале в Северной Италии 1321 года и англичан в Кале в 1347 году на тот момент пока не увенчались особым успехом. Пушки были недостаточно мощны, чтобы пробить прочную каменную кладку. В последующие сто лет новое оружие в основном использовалось для того, чтобы разогнать вражеские войска на поле боя или проломить легкие заграждения. Венецианцы пытались применять пушки в морских сражениях с генуэзцами в 1377 году. Но корабли того времени не выдерживали веса тяжелых орудий, и пушечные ядра, вылетая из тогдашних корабельных пушек, редко наносили столь сильные повреждения, чтобы пустить корабль ко дну, хотя и могли причинить ему значительный урон. Султан Мехмед, которому интерес к наукам привил его врач, итальянский еврей Якопо из Гаэты, прекрасно осознавал всю важность артиллерии. Придя к власти, он немедленно приказал пушкарям начать опыты с производством крупных орудий.
Летом 1452 года в Константинополь прибыл венгерский инженер по имени Урбан и предложил императору свои услуги мастера по изготовлению пушек. Константин, однако, не мог платить ему то жалованье, которое он считал подобающим для себя, не мог он предоставить и необходимое сырье. Поэтому Урбан уехал из столицы и обратился к султану. Его сразу же допустили в высокое присутствие и допросили с пристрастием. Урбан заявил, что может отлить такую пушку, которая разнесет стены самого Вавилона, и ему положили жалованье вчетверо больше, чем он запрашивал, и предоставили всю необходимую техническую помощь. За три месяца он соорудил громадную пушку, которую султан установил на стенах своего замка Румелихисар, – она и затопила корабль венецианцев, пытавшийся прорвать блокаду. Затем Мехмед приказал ему изготовить пушку в два раза больше первой. Ее отлили в Адрианополе и закончили в январе. Длину ее ствола оценивали в сорок пядей
[31]. Толщина бронзы на стволе составляла одну пядь
[32], а окружность ствола – четыре пяди в задней части, куда засыпали порох, и двенадцать пядей – в передней половине, куда закладывали ядра
[33]. Говорят, что ядра весили двенадцать хандредвейтов
[34]. Как только работы были закончены, команда из семисот человек, которым было поручено обслуживать пушку, установила ее на повозку, запряженную пятнадцатью парами волов. Те не без труда дотащили ее до дворца Мехмеда, где предполагалось испытать ее мощь. Жителей Адрианополя предупредили, что они услышат страшный грохот и не должны пугаться. И действительно, когда подпалили фитиль и раздался первый выстрел, эхо разнеслось на расстояние сотни стадий, ядро взлетело в воздух на целую милю и затем ушло в землю на шесть футов в глубину
[35]. Мехмед пришел в восторг. Двести человек отрядили выровнять дорогу, которая вела в Константинополь, и укрепить мосты, и в марте пушка, запряженная шестидесятью волами, тронулась в путь, а рядом с ней шагало двести человек, чтобы удерживать ее повозку с пушкой в равновесии. Между тем под руководством Урбана пушкари отливали и другие пушки, хотя уже не такие огромные и не столь знаменитые, как это чудище.
Весь март громадная армия султана двигалась отдельными частями по Фракии в сторону Босфора. Обеспечить снабжение такого полчища всем необходимым было нелегко, но все было досконально распланировано. Поддерживалась строгая дисциплина, боевой дух войск был чрезвычайно высок. Каждого мусульманина преисполняла вера в то, что сам пророк отведет особое место в раю первому, кто ворвется в древнюю христианскую столицу. «Константиния будет завоевана, – гласил хадис. – Слава тому предводителю и войску, кто это совершит». В другом хадисе, который проповедники подобрали для такого случая, говорилось, как однажды пророк спросил у своих учеников: «Вы слышали о городе, который одной стороной стоит на суше, а двумя другими – на море? Час суда не пробьет, пока семьдесят тысяч сыновей Исхака его не одолеют». Также нельзя сомневаться и в энтузиазме самого султана. Много раз люд слышали его слова о том, что именно он намерен стать тем предводителем, благодаря которому осуществится этот величайший триумф ислама. Он покинул Адрианополь 23 марта. 5 апреля он вместе с последними отрядами армии прибыл под стены города
[36].
В городе же царили совсем другие настроения. При виде мощного турецкого флота, курсирующего в Мраморном море, и огромных пушек во главе с чудовищным порождением Урбана, которое с грохотом приблизилось к стенам, горожане поняли, что их ожидает. Случилось одно-два слабых землетрясения и ряд проливных дождей, и все это толковалось как дурное предзнаменование, а люди в это время вспоминали все пророчества, которые предсказывали гибель империи и пришествие Антихриста. Тем не менее, несмотря на охватившее жителей отчаяние, в смелости у них недостатка не было. Даже те интеллектуалы, которые задумывались, а не окажется ли в конечном счете вхождение в Турецкую империю менее пагубным для греческого народа, нежели его нынешнее состояние разобщенности, бедности и бессилия, искренне включились в подготовку к обороне. Можно было видеть, как все зимние месяцы мужчины и женщины, ободряемые самим императором, ремонтировали стены и расчищали рвы.
Все находившееся в городе оружие собрали в одном месте, чтобы раздавать его тем, кому оно будет нужнее всего. Был создан фонд для чрезвычайных расходов, куда вносили деньги не только государство, но и церкви с монастырями и частные лица. В городе еще оставались значительные богатства, и кое-кому из итальянцев казалось, что некоторые греки могли бы раскошелиться и щедрее. Но в действительности требовались не столько деньги, сколько люди, вооружения и продовольствие, а на деньги купить их теперь было нельзя
[37].
Император сделал все, что было в его силах. Осенью 1452 года в Италию отправились послы умолять как можно быстрее прислать помощь. Встретили их неприветливо. В Венецию отправилось новое посольство, но 16 ноября сенат ответил лишь, что все до глубины души потрясены и подавлены вестями с Востока и, если папа и другие державы что-либо предпримут, Венеция охотно к ним присоединится. Венецианцы еще не узнали о том, что случилось с галерой Риццо неделей раньше, но даже и эта новость и неотложные депеши из венецианской колонии в Константинополе не заставили их предпринять какие-либо конкретные шаги. В том же месяце отправили посла в Геную, и там ему обещали предоставить один корабль, а за дальнейшей помощью правительство рекомендовало обратиться к королю Франции и Флорентийской республике. Король Альфонсо Арагонский дал еще более расплывчатые обещания, однако разрешил византийским послам собрать на Сицилии пшеницу и другое продовольствие для доставки в Константинополь. Они как раз занимались этим, когда началась осада, и больше уж им никогда не привелось увидеть родной земли. Папа Николай и хотел бы помочь, но не желал брать на себя слишком больших обязательств, пока не был уверен в том, что церковная уния в самом деле состоится, да и без венецианцев он мало что мог поделать. Кроме того, его больше заботил мятеж в Риме, разразившийся в январе 1453 года. Пока город не усмирен, папа не мог и помыслить о ведении военных действий за границей.
