Матово-черный бок вздулся, пошел мелкими белесыми волдырями и через секунду разошелся в стороны, треснул как надрезанная ткань, обнажая багрово-красное темное нутро.
Я могла поклясться, что чувствую запах гнили и тления.
Голоден…
Голос шелестел прямо в голове, в самой сердцевине, вызывая непреодолимое желание зажать уши руками.
Я так голоден…
Планета смотрела на меня. Чувствовала, что кто-то чужой поблизости, желала оторвать кусочек посочнее, впиться в плоть, хрустнуть тонкими костями.
Утолить терзавшую ее боль.
Голоден!
— Хватит! — крикнул кто-то рядом, и видение разлетелось как пробитый иголкой мыльный пузырь. Мы все еще были в подземном зале, а Эрта держала нас за руки и что-то тихо шептала.
— Покажешь, как выйти отсюда? — голос Ши звучал глухо, как из-под толщи палых листьев.
Женщина кивнула и улыбнулась, а затем бросила взгляд на ладони Ши.
— Подлечить надо. И я дам вам воды. Покажу нужную дорогу. Тот, кого вы искали, как раз отправился по этой тропе.
— Вот и прекрасно, — пробормотала Ши. — Так и сделаем.
58. Фэд
— Кто их только допускает в наемники? Долбаные дилетанты.
— Мне что, нужно остановиться, и ты преподашь им урок правильной слежки? — хмыкнул Бардо. Планета медленно приближалась, и капитан прикидывал, куда можно усадить это корыто, чтобы Падальщики не подрезали нас еще на подлете. — Они и корабль неуверенно ведут, видишь же сам. Малолетки какие-то решили поиграть в героев.
— Странно, что еще на связь не вышли и не представились.
Бардо вильнул в сторону, обходя несколько зеркальных глыб. Бледный высокий лоб покрылся испариной, а в глазах мелькнул самый настоящий азарт.
— Я даже не уверен, что они в курсе, как с нами связаться. Нехилый такой удар по самолюбию, да? Вроде как за нами должна гоняться половина галактики, а на деле первыми в игру вступили какие-то отщепенцы из задницы мироздания.
— Молись, чтобы так и было впредь! — хохотнул я в ответ. — Пусть лучше отщепенцы, чем какой-нибудь продвинутый наемничий отряд.
— Что ты собираешься сделать с Посредником, кстати? — Герант стоял чуть в стороне и пристально всматривался в планету, где нас ждала еще одна развеселая забава. — Все, что ты на нем испробовал — результата не дало. Тварь физически не может предать своих хозяев, и держать его с нами на одном корабле — опасно.
— Тогда мы никогда не узнаем, кто в Совете стоит за заказом Ключа. Кто работает на камкери.
— Повторяю: ты испробовал на нем все, что мог, и ничего не добился. И так ли важно знать?
Вольный бросил на меня выразительный взгляд. Я пытался рассмотреть в нем насмешку или превосходство, но не находил. Герант и не думал злорадствовать, просто констатировал факт. И был прав. Я не смог вытянуть из Посредника ни слова о Совете, а все мои угрозы отцу с каждой минутой тишины становились все нелепее.
Имей я дело с обычным человеком, то уже давно записывал бы его признания!
Посредник же оставался каменной глыбой, от которой я не смог отколоть ни единой крупицы информации. Ни физическая боль, ни ментальные атаки Бардо не дали ровным счетом ничего. Можно было отпилить ему руку, прижигать, рвать на части, поджаривать на медленном огне и прокалывать где угодно, но с губ ублюдка не сорвалось ни слова.
Более того — он даже не кричал.
— Мы воюем с симптомами, Фэд, а не с болезнью. И болезнь — это камкери.
— Точнее то, что они кормят, — вклинился Бардо.
Вольный кивнул.
— Именно. Ничего нам не даст имя человека, который свои грязные делишки проворачивал за спинами остальных! Нам стоит вырезать опухоль, а не отщипывать от нее по кусочку в надежде, что она рассосется.
— В спасители мира метишь? — усмехнулся я в ответ, хотя и не мог не отдать вольному должное.
В словах Геранта был смысл и логика.
Вытащить из Посредника признание — не значит решить проблему.
Это даже не способ отсрочить неизбежное, ведь пока Ключ не в лапах захватчиков — есть шанс избежать катастрофы. Без врат их план развалится как карточный домик, а Совет — кто бы там сейчас не работал на камкери — сыграл свою роль. Просрал возможность заполучить артефакт.
Несомненно, искать предателей нужно, но впереди задачи посерьезнее.
И никто не даст гарантий, что Посредник вообще знает, где находится база камкери.
Я опустил голову и уставился в пол, пристально разглядывая тонкие швы и заклепки.
Сейчас мне стоило думать о Падальщиках и «Цикуте». Собирать по крупицам план, но…
Я никак не мог найти покой во сне: странные и пугающие видения о смерти Канарейки мучали не хуже раскаленного сцила, приложенного к открытой ране. Они повторялись снова и снова, упорно врывались в мою жизнь и калечили рассудок. Енот тоже потерял покой, чувствовал мое напряжение, все время дергался, смотрел на меня пристально и искал ответы.
Мысленно спрашивал, жива ли она, дышит ли еще.
Откуда мне было знать?
Герант, связанный со своей женщиной, не мог ничего утверждать — только верить в лучшее. Я же стоял у той черты, где веры уже не осталось — лишь глупая тусклая надежда.
Я знал, на что способна Флоренс, и как человек, который ее обучал, знал, где ее предел. Не физический, нет. В этом плане несносная птица могла дать фору многим моим воспитанникам.
Но ее сознание, подточенное бесконечной войной с самой собой, своим зверем и противоречиями, могло сломаться быстрее тела.
Ты волнуешься? Это очень странно.
Я за нее отвечаю. Она мой человек, моя ответственность.
И только поэтому? — голос сестры кружился вокруг меня как стервятник. Выжидал, когда можно будет уколоть больнее. — Или ты боишься, что придется пристрелить ее, как Артоса? Ведь такова задача магистра — следить за поехавшими подчиненными и нажимать на курок. Ты в этом хорош, правда. Нести смерть куда проще, чем любовь.
Обезумевшей Флоренс уже не поможет моя любовь.
А если все обойдется, то поможет? Ты исцелишь ее душу, возьмешь на себя обязательства? Это так романтично! Пристрелить или полюбить. Главное успеть вовремя.
Я не мог сдержать усмешку.
Не пытайся вытащить из меня признание.
Сестра в моей голове звонко расхохоталась.
Ты можешь молчать, но я твою сущность знаю. Ты испуган до смерти и не можешь закрыть глаза, потому что видишь ее кровь на своих руках. Милое, преданное создание, влюбленное в чудовище. Чудовище, убивавшее людей по приказу, но испуганное и сломленное одним паршивеньким кошмаром. Даже не знаю, что из этого смешнее. Мне стоит напомнить, как ты отреагировал на ее первое признание в любви? Ты обещал пустить ей пулю в голову!
