— Мам, дай Ксюше трубку.
Мама резко замолкает, хотя до этого что-то рассказывала.
— Денис, не думаю…
— Мама, дай ей трубку, — начинаю раздражаться, давлю голосом.
В динамике слышится шорох. Тишина затягивается.
Когда проскальзывает всхлип, понимаю, что телефон уже у Ксени.
— Прости меня, — понижаю голос. — Я не знал. Мне казалось, что для тебя так будет лучше.
— Я разве просила тебя за меня решать?
Она шепчет. Шмыгает носом. Голос надломленный. Она на грани.
— Не просила.
— Но ты даже не спрашивал. Просто принял решение все оборвать, — голос становится увереннее. — Как мне жить дальше? Что мне делать? Все решил, говоришь? А что делать мне? Если эти восемь лет, о которых говорят, правда? Если тебя посадят? Как мне жить Денис? Ты все решил? Конечно, так же проще! Но если ты думаешь, что плохо одному тебе, ошибаешься. Еще пару месяцев назад у меня тоже была другая жизнь. Все было иначе! А теперь… что теперь? — снова пауза и поменявшаяся интонация. Более теплая. — Нет, Соколов, теперь так не выйдет.
Сжимаю смартфон, слыша легкий треск пластика под ладонью, и прикрываю глаза.
Она продолжает говорить. Каждое ее слово погружает в транс. Рвет на куски. Чувство ответственности и сожаления о содеянном сжирает.
— …прости, прости меня, — Ксю плачет. — Мне так страшно. Он внутри меня. Еще совсем маленький. Но я его уже чувствую.
Снова пауза. Раздирающее душу молчание. Ее волнение и ужас, что передаются мне одним колебанием голоса.
— Что, если я буду, как она? Как моя биологическая мать? Если я не справлюсь? Скажи, что все будет хорошо, пожалуйста, скажи мне!
— Я люблю тебя, — говорю сквозь поток ее слов.
Ксюша замолкает. Теряет запал. Всхлипывает и шепчет эти же слова в ответ.
— Мы справимся. Верь мне.
— Я тебе верю, Денис. Всегда верила.
80
Ксюша
Живот округлился быстро. Мне кажется, я даже толком и понять не успела, а уже была похожа на пингвина. Ходила переваливаясь из стороны в сторону и мучилась от жуткого токсикоза. Иногда часами ночью уснуть не могла. Потом правда добирала днем.
Последний суд, после которого Дениса отправили в исправительную колонию на срок — шесть лет, состоялся за неделю до моего УЗИ. Того самого УЗИ, где врач сказала пол ребенка. Мальчик.
Это был знойный июньский день. Солнце было беспощадным.
На суд я не ходила. Денис отговорил, словно чувствовал…а может быть уже стопроцентно знал исход. Я его тогда послушала, а после, так жалела. Я не должна была в тот момент оставлять его одного. Не должна.
После суда, и за все время моей беременности, я больше ни разу его не видела. Соколов сам попросил не приезжать, даже если будет возможность. Заботился о нашем с малышом здоровье. Так и сказал, фиг знает что тут можно подцепить.
Это было разумно, но мое чувство вины становилось все больше. Росло с каждой секундой, достигая невероятных размеров.
Шесть лет. Судья дал ему шесть гребанных лет ни за что. Никаких оправдательных улик так и не было найдено. После суда была подана апелляция на пересмотр дела. Но на все это тоже необходимо время.
Ужасно много времени. Правда с рождением Кирилла, я и с этим смирилась. Другого выхода просто не было. Да и нет, наверное, до сих пор.
Пришлось взять академ, ходить на учебу становилось все сложнее. И впервые за долгое время, мне самой этого не хотелось. Карьера актрисы задорно махала мне ручкой вслед. Не то чтобы я сильно сожалею, но все же, еще полгода назад, питала огромные надежды. Планировала свое будущее…
Наш малыш родился осенью. Это был очень солнечный день. Яркий. Совсем нетипичный для середины октября. С этого дня, наверное, все и закрутилось. Я переступила черту и смело шагнула в новую жизнь. В такую неизведанную, таинственную жизнь материнства.
Почему-то не хотелось ничьей помощи. Я выматывала себя физически и просто сутками находилась с малышом. Первые два месяца вообще не позволяла никому его брать на руки.
Мама Дениса даже немного обижалась на мои выходки, но я просто ничего не могла с собой поделать. Никак не получалось отделаться от мысли, что я не справлюсь, так же, как и моя биологическая мать. Поэтому и только поэтому, я старалась отдаваться Киру на сто процентов, несмотря, ни на что.
Денис периодически мне звонил. Все что у меня было, это ребенок и наши с Соколовым редкие разговоры. После рождения Кира, Ден как и полагается, записал его на себя. О нашем же с ним совместном и таком не скором будущем мы предпочитали молчать. Все было зыбко. Наверное, мы оба чувствовали страх и эту поселившуюся между нами неловкость.
Соколов по-джентльменски дал мне шанс и право на свою, личную жизнь. Не хотел обременять. Уж тем более привязывать ребенком.
Мама вопила днями на пролет, что я должна уже перестать наматывать сопли на кулак и строить эту самую личную жизнь. Даже про карьеру говорила, хотя раньше, поднимала мою деятельность на смех.
Короче, здесь, уж точно ничего не изменилось.
— Ты не замерз? — трогаю маленький носик, и разворачиваю коляску в сторону дома. На улице уже стемнело, но территорию жилого комплекса отлично освещает фонарями.
Сегодня полтора года, с момента того самого суда, что разделил наши жизни на «до» и «после». Внутри все ещё болезненно сжимается сердце.
Кирилл активно машет ручками увидев небольшую стайку воробьев, поедающую с засыпанной снегом дорожки какие-то семечки.
— Птички, — растягиваю губы в улыбке.
У подъезда нас уже поджидает мой папа. С рождением Кира он стал частым гостем в моей квартире. В квартире Дениса, куда мы с Кирюшей переселились еще летом. Дарья Георгиевна, конечно, расстроилась, но продолжать ее стеснять мне не хотелось. К тому же, нам с Киром пора учится жить вдвоем.
— Пап, ты чего вышел?
— С коляской помочь.
— У нас прекрасный, просто огромный лифт.
