В свободное время мы с Дженни вместе делали уроки. Несколько раз я ловила ее взгляд, устремленный куда-то вдаль, и в глазах стояли слезы.
– Ты в порядке? – как-то спросила я.
Она сморгнула слезы и натянуто улыбнулась:
– Конечно, я в порядке. Извини, на чем мы опять остановились?
– Что случилось?
– О, это… мой папа, – сказала она. – Он переживает… трудные времена с мамой.
На следующий день Хэтти и Мисти остановили ее, когда она вошла в комнату отдыха в «Монмуте».
– Привет, Дженни, – сказала Хэтти. – Я хочу поработать над своей техникой игры в теннис. Слышала, что Чед, тот симпатичный молодой тренер в теннисном клубе, просто великолепен. Мне говорили, что во время тренировок он уделяет особое внимание своим подопечным, например, как твоей маме.
Лицо Дженни вытянулось при мысли, что девушки каким-то образом узнали об интрижке ее матери. Я в этот момент стояла неподалеку, возле кофеварки. Это все было так низко. Должна ли я была что-то сказать? Должна ли была вмешаться? Но потом в моей памяти вспыхнули воспоминания о Мемфисе и катастрофических последствиях того, как я за кого-то вступилась, и кошмар тех месяцев снова накрыл меня. Кроме того, я просто не представляла, что тут можно было сказать. Или еще хуже – что, если я вмешаюсь, они приплетут и меня к своим гнусным интригам? В конце концов мои внутренние метания не привели ни к какому результату, потому что, пока я стояла, парализованная невозможностью сказать хоть что-то, Дженни бросилась прочь из комнаты отдыха.
Еще я видела родителей Верити: тех, кто бросит ее и сбежит в Убежище во время беспорядков. Однажды они забрали ее после школы, целуя, улыбаясь и обнимая.
Я словно жила в мире призраков – знала, что произойдет через несколько коротких недель. Домашнее задание, аккуратная школьная форма, фейсбук, снэпчат, Истсайдский котильон… Все это вдруг стало казаться мне совершенно бессмысленным. Я обдумывала, не позвонить ли отцу в психиатрическую лечебницу в Мемфисе, но слова Мисти эхом отдавались у меня в голове… Что я могла ему сказать? Что я видела будущее? Даже мой отец не поверил бы в такое. Это было настоящим мучением – знать то, что произойдет. Рэд заметил однажды вечером выражение моего лица и успокаивающе положил руку мне на плечо:
– Я знаю, что ты чувствуешь, сестренка. Но подумай сама, могло быть и хуже. Ты могла быть Верити.
И это было действительно так. Ведь ее будущее несло пугающую неизвестность: ее собственное исчезновение. И вот это уже был полнейший вынос мозга. Так что Рэд был прав – и правда могло быть хуже.
Еще мы с Рэдом обсуждали туннель и тот, другой Нью-Йорк. В течение всей недели, как только выдавалось время, я ходила в Публичную библиотеку, чтобы почитать о концепции времени. Я рыскала в Гугле и прочитала кучу книг на эту тему, в том числе несколько глав из «Краткой истории времени» Стивена Хокинга. Одна цитата из этой книги никак не выходила у меня из головы: «Почему мы помним прошлое, но не будущее?».
– Знаете что, профессор Хокинг? Я могу вспомнить будущее!
Как бы то ни было, однажды поздно вечером, когда мы сидели вместе в комнате Рэда, я продемонстрировала ему книгу, которую взяла в библиотеке.
– Смотри, что нашла, – сообщила я. – Эта книга называется «Механика времени: путеводитель физика по путешествиям во времени», и написана она каким-то гением из Калтеха с кучей степеней по имени Кевин Магуайр. Тут есть все про концепцию времени с точки зрения физики.
– Та-а-ак… – протянул брат.
– Этот парень считает, что природа времени уникальна с точки зрения физики. Оно всегда движется только вперед, никогда назад, и так происходит всегда. Земля может перестать вращаться, солнце может взорваться, но время никогда не остановится.
– Это чересчур, сестренка, даже для тебя, – сказал Рэд.
Я улыбнулась:
– Юморист. Но он также упоминает странные явления, такие как дежавю во сне. Тебе когда-нибудь снился сон, а потом, через несколько недель или месяцев, то, что было во сне, происходило и в реальной жизни?
– Конечно, снился. Такое у всех бывает. Это странно, но при этом совершенно необъяснимо. Никогда не знаешь точно, действительно ли это тебе приснилось или нет.
– Хорошо, – сказала я. – Но этот ученый предполагает, что такое можно объяснить, если рассматривать время совершенно непривычным способом.
– Это как?
– Вот смотри, время всегда движется вперед, верно?
– Верно.
– Но мы обычно считаем, что время движется вперед по прямой.
– Так и есть, – ответил Рэд.
– А вот и не надо так считать, – сказала я. – Вместо этого думай о ходе времени как о движении по восходящей спирали.
Я открыла книгу и нашла страницу, изображающую плоскую спираль: она выглядела как пандус на парковке.
– Вот это – время, – объяснила я. – Икс – это настоящее. Нижний слой – это прошлое, а верхний – будущее. И время все время движется, вверх круг за кругом, поднимаясь по спирали в этих параллельных слоях. Но, – я подняла палец, – иногда случается, что слои провисают или складываются.
– Я перевернула страницу, чтобы показать второй рисунок, на этот раз с верхним слоем, который провис до того, что был ниже.
– Этот провал, – сказала я, – является складкой на ткани времени. Такая складка может быть крошечной, на квантовом уровне: это как раз то, что, по мнению автора, происходит, когда мы переживаем дежавю. Во сне мы проходим сквозь крошечную складку времени и заглядываем в будущее. Большие складки во времени, однако, и позволяют гораздо больше. Мне кажется, что одной из них и является наш туннель!
– Закончив мысль, я гордо посмотрела на брата и продолжила:
– Два его портала, каждый из которых открывается драгоценным камнем, открывают проход в тот отрезок будущего, который сложился с нашим настоящим, что позволяет нам перемещаться сквозь время.
– Хочешь сказать, что кусок будущего – тот, который примерно через двадцать лет, – «провис» в наше настоящее? – спросил Ред. – И порталы позволяют нам в него зайти? – Именно! – подтвердила я. – Кроме того, точка соприкосновения настоящего и будущего и сама перемещается вверх по спирали времени.
– Воу-воу, притормози, в смысле?
– Другими словами, складка сдвигается вместе с течением времени, – пояснила я. – Это похоже на то, о чем мы говорили на днях, когда обсуждали, как наш Нью-Йорк и будущий Нью-Йорк накладываются друг на друга во времени: если мы находимся там в течение часа, час проходит и здесь. Верно и наоборот – если мы проведем день здесь, день пройдет и там.
