– Но что ты будешь делать? – спросила я.
– Со мной все будет в порядке, – сказал он. – Я постараюсь найти себе яхту где-нибудь поблизости и немного похожу под парусом. Подожду несколько лет, а потом отправлюсь на Род-Айленд и найду Рэда, возможно, присоединюсь к его общине в качестве врача.
Он сделал паузу, но затем продолжил:
– Я не стану рассказывать Рэду все, что мне известно о твоих путешествиях, вероятно, будет лучше, если он встретится с тобой в будущем, ничего не зная об этом. Если ты не возражаешь, я, пожалуй, спрячусь где-нибудь, когда ты появишься на пирсе Ньюпорта через двадцать два года. Мне бы не хотелось пугать тебя, когда ты туда доберешься. Судя по тому, что ты мне рассказала, вы обе и так уже находились в весьма плачевном состоянии.
– Спасибо, – сказала я, и перед моим мысленным взглядом всплыло, как странно Рэд оглядывался на доки в Ньюпорте, когда мы только встретились на причале. У меня поднялось настроение. Неужели это было именно то, о чем я думаю? Значит ли это, что мой отец добрался туда?
Папа посмотрел мне прямо в глаза.
– Это не обсуждается, Скай, – сказал он.
Было так странно слышать, как он произносит мое настоящее имя, но это произвело желаемый эффект – придало серьезный вес его аргументам.
– Сегодня двадцатое марта, – сказал он. – Поскольку ничего не работает, а выжившие будут вести себя неадекватно, давайте дадим себе два дня на то, чтобы добраться отсюда до города. Затем, скажем, в шесть часов вечера двадцать второго марта вы с Дженни пройдете через портал и выйдете из колодца в Центральном парке спустя двадцать два года. Я буду внимательно следить за календарем, и если со мной ничего не случится, то, когда вы вылезете наружу, я буду ждать вас у колодца в шесть часов вечера двадцать второго марта 2040 года.
Я не знала, что сказать. Это была огромная жертва с его стороны, чтобы избавить нас от двадцати двух лет ада.
– Пожалуйста, Блу, так будет правильно, – сказал папа. – Как твой отец, я буду чувствовать себя намного лучше. Пожалуйста, сделай это.
Я уткнулась лицом ему в грудь и заплакала, а он просто крепко обнял меня.
Мой отец был прав насчет возвращения на Манхэттен. Нам пришлось потратить на это почти два полных дня. Дороги и скоростные автострады пустовали; все светофоры были выключены; те счастливчики, что выжили, уже охраняли свои дома с дробовиками; любая машина, движущаяся по дорогам, мгновенно бросалась в глаза.
Но нам удалось добраться обратно, и через два дня, двадцать второго марта, незадолго до шести вечера, с рюкзаками, набитыми едой, в крепких походных ботинках и плотной одежде, мы с Дженни прибыли в частный сад позади «Метрополитена» в сопровождении моего отца. Я со слезами на глазах прощалась с ним там, в саду, прежде чем смогла оторваться и мы с Дженни спрыгнули в люк и закрыли его за собой.
Хотя я и знала, что в недалеком будущем Грифф припаркует желтое такси прямо над этим люком, одновременно заблокировав его и спрятав от всего мира, я все равно заперла люк изнутри ключом Мисти. Через несколько минут, стоя перед древним каменным порталом в пещере входа, я поместила янтарь в пирамидку, и в проеме появилась завеса пульсирующего пурпурного света.
Я посмотрела на Дженни:
– Готова?
– Как никогда, – ответила она, беря меня за руку.
И мы вместе шагнули из нашего разрушенного мира в будущее.
Десять минут спустя я высунула голову из колодца и увидела отца, стоящего на расчищенной поляне вокруг него.
Несмотря на то что для меня прошло всего несколько минут, он был на двадцать два года старше. Теперь ему было под шестьдесят, он выглядел более худым, поджарым, загорелым, и у него было несколько бледных шрамов на лице, которых прежде не было.
А рядом с ним стоял мой брат Рэд в форме шерифа.
Они оба улыбались.
