– Посмотрите, сам готовит, – взвизгнула Лиза. – На машинке тоже сам шьёшь? – на низеньком столе привычно стояла швейная машина в ворохе лоскутков, тряпочек, пуговиц, ножниц, прочего непонятного для Богдана хлама. – Вы что, не видите? – она повернулась к несостоявшимся родственницам. – Ничего он здесь не снимает. Живёт он с ней!
– Богдан? – мать уставилась на сына, будто он только что на её глазах разделал питона и сожрал сырым.
– Действительно рехнулся… – прошептала Вика. – Зачем тебе беременная баба? У неё что, мужа нет? Она сама-то знает, кто там папа? Всех помнит, перед кем ноги раздвигала? Совсем офонарел, беременную шлюху трахать? А если у неё гепатит, СПИД?
– Господи! – Лиза закрыла лицо руками.
– Можешь не переживать, напомню – тебя я драл только с защитой, – отрезал Богдан. – Пошли отсюда вон.
– Я не уйду! Полицию вызову! Психиатрическую бригаду! – распалялась мать. – Ты сошёл с ума! Сошёл с ума! – она схватилась за голову, следом за сердце, начала оседать, примеряясь, чтобы упасть по центру дивана. – Если ты мне сын, сейчас же соберёшься и поедешь домой! Немедля! Ноги твоей в этом бардаке больше не будет! – чеканила умирающая от сердечного приступа.
– Твоей ноги больше тут не будет, – ответил он матери. – Вашей тоже, – это кинул Вике с Лизой. – Дружным шагом на выход.
– Сердце! – схватилась мать.
– Мамочка, мамочка, – засуетилась сестра.
– Уматывайте, – нервы сдали, Богдан схватил упирающихся сестру и Лизу, потащил к двери. Вытолкнул на лестничную площадку, смачно обматерив обеих.
– Аптека рядом, купишь валосердин, – заявил он матери, давая понять, что бездарная игра пропала зря. – Имей в виду, появишься здесь снова – перепродам бизнес отцу за бесценок, а сверху накину наличкой Танюшке.
– Ты не посмеешь! Это твой бизнес!
– Срать я хотел на этот бизнес, ясно? Я приехал только потому, что ты моя мать. Не заставляй меня забыть об этом.
Ужин прошёл на удивление спокойно. Женя ела за троих, хвалила, изредка бросала озадаченные взгляды на Богдана, украдкой вздыхала. В итоге выдавила, что мама, кажется, права.
Действительно же странно: успешный человек снимает комнату, возится с беременной женщиной, которая никем ему не приходится. Может, действительно обратиться к врачу? Существуют методики принятия потери, терапия…
– Крош, давай начистоту. Моя потеря – это моя потеря. Не уверен, что когда-нибудь справлюсь с ней до конца. Всё остальное – бред. В Хакасию я переехал до гибели семьи, скорее, я не сдох благодаря делу, которым живу. Смерть Яны и дочери – моя вина. Яна… она упрямая была, упёртая, как три барана. Решила и поехала. Я должен был это предвидеть. У тебя живу, потому что удобно. Работа рядом, пешком десять минут. Отвык от Москвы, с ума сошёл бы, простаивая в пробках. В быту я патологически неприхотлив. Если бы не брат, в Хакасии у меня до сих пор сортир стоял бы во дворе. Так что, не накручивай себя, ешь.
– Ладно, – Женя кивнула. – Девушка на тебя обиделась, теперь, наверное, не помиритесь…
– С Лизой мы расстались. Точка.
– Почему? Она красивая.
– Потому что, – качнул головой Богдан.
Хотел было ответить: «Потому что не умеет заглатывать по самые яйца». Сдержался.
Глава 27
Богдан мог улететь накануне нового года. Дела завершил тридцатого числа, на решение формальных вопросов необходимо время, но личное присутствие Усманова-младшего не требовалось. Основная точка будет поставлена в апреле.
Как бы ни был силён соблазн перекинуть отцу дела, в отместку материнской выходки, сдержался. Не от огромной любви к родительнице, здравый смысл остановил. Впрочем, шанс переиграть решение у Богдана оставался.
Внешний аудит показал нарушения, тянущие на статьи уголовного кодекса в сфере экономических преступлений. Замять подобное сложно, если не невозможно, учитывая вопиющую тупость, с которой проведены аферы. Очевидный выход: найти крайнего, уйти от личной ответственности.
Павел Петрович метался недолго, быстро оценил перспективы и сдал последнюю любовь всей жизни с потрохами. Перепуганный финансовый директор подтвердил всё, на что указали Богдан и Павел Петрович, молясь об одном – чтобы о его существовании Усмановы забыли сразу после «сдачи» Татьяны Сергеевны. Дородная Зоя Борисовна мгновенно смекнула, куда дует ветер, и что порывом может снести с насиженного, тёплого места, «подготовила всё в лучшем виде».
Тридцатого декабря Танюшка должна была лететь на Мауи с откормленным голубем Пашей, а оказалась под следствием под потирание потных ладошек финансововым директором и протирание взопревшей лысины экс-любовником.
В какой-то момент стало жаль Танюшку – глупую девку, всерьёз возомнившую, что мужик, владеющий состоянием больше, чем сумма, которой хватает от зарплаты до зарплаты, не пустит бабу в расход в угоду этим же деньгам.
Кто вбивает в головы туповатым матрёшкам, что столичная жизнь и состоятельные мужчины, готовые положить к ногам собственный бизнес, ждут именно их? Откуда берётся глупая самоуверенность, приправленная сельским хабальством?
Если женщина достаточно сообразительна, покладиста, хороша собой, старательно раздвигает готовые к употреблению отверстия – у неё есть шанс зацепить мужика, заполучив свой огрызок пирога в виде жилья, шмотья, фешенебельного отдыха. Как только она пересекает границу дозволенного, тянет лапы к несогласованному, будь это деньги, связи, яйца – её сливают раньше, чем она успевает глазом моргнуть. Расходный материал. Силиконовая вагина, которую всегда можно заменить на такую же или лучше. Упругую, узкую, всегда готовую.
Сочувствие быстро испарилось. Отец подписал бумаги на продажу Богдану своей части ресторанного бизнеса. Ходить под дамокловым мечом уголовного преследования он не собирался. Часть Валентины Эдуардовны оставалась неизменно её. Управлять будет сын, вернее, нанятый управленец.
Нанятого Юрия Богдан знал давно, со времён студенчества. Сейчас тот стал толковым специалистом, способным поднять бизнес со дна, заставив работать проржавевшую конструкцию. Решение – меньшее из зол. Богдан не собирался отдавать силы ресторанному делу, достаточно того, что пришлось вкладывать в него средства.
